Ледяные чертоги Аляски

Бурый, крапчатый сурок, один из друзей Леклера, готовился к зиме. Его нора была чуть в стороне от входа в хижину, возле которой было две хорошо протоптанных тропы. Одна вела ко входу в дом, а другая – к норе в пятидесяти футах от него. Сурок был весьма забавным питомцем: когда мы садились есть, он всегда прибегал за хлебными крошками и беконом и откликался на зов пронзительным свистом. Он двигался, как белка, быстрыми нервными рывками, подергивая коротким плоским хвостом. Его шерсть была ухоженной, чистой и будто сияла в зимнем свете. Выпавший тем утром снег, должно быть, напомнил ему о зиме, поскольку, получив свой завтрак, он сразу же подбежал к пучку сухой травы, набил ею щеки и отнес в свое гнездо. Он бегал туда и обратно с восхитительным усердием, уверенностью в себе и своем прогнозе. Ему невозможно было не сопереживать, и я думаю, что погоду этот маленький аляскинский грызун способен предсказать куда точнее, чем любой государственный синоптик со всеми его приспособлениями и знаниями. Каждый его волосок и нерв – метеорологический прибор.

Мне очень понравился этот небольшой поход вглубь материка. Я любовался панорамными видами, видел золотоискателей, трудящихся вдоль притоков большой реки, словно кроты и бобры. Среди них были юноши, мечтающие разбогатеть и вернуться домой, чтобы жениться на хранящих им верность возлюбленных; люди, надеющиеся выплатить опостылевший залог за ферму и облегчить жизнь уставших домочадцев; но большинство старателей, я полагаю, просто хотели добыть достаточно золота, чтобы стать несметно богатыми и бесцельно прожить всю оставшуюся жизнь в роскоши, праздности и почивая на лаврах. Я с удовольствием полюбовался цветочными полянами и обширными травянистыми пастбищами карибу и познакомился с местными деревьями, особенно прекрасны здесь ели и серебристые пихты, а также веселым и сообразительным горным сурком. Но более всего я благодарен за дружбу и доброту месье Леклеру, которого я не забуду никогда. Попрощавшись, я вернулся к конечному пункту судоходства на реке Стикин счастливым, полным впечатлений и совершенно равнодушным к золоту.

Глава VII. Гленора-Пик

На тропе, ведущей к пароходной пристани в нижней части озера Диз, я встретил белку Дугласа* почти такого же ржаво-рыжего цвета, как и ее родственница с востока – красная белка*. За исключением цвета, она мало чем отличается от калифорнийской белки Дугласа. Судя по голосу, языку, повадкам и темпераменту – это та же огненная и неукротимая маленькая королева леса. Еще одного более темного и, вероятно, молодого зверька этого вида я увидел неподалеку от «Карибу Хаус», он пищал, щебетал и ловко скакал по дереву в нескольких футах от нас.

«Чего хочет этот маленький негодник?» – спросил мой спутник, которого я повстречал на тропе. «Почему он так суетится? Я даже не могу его напугать».

«Не волнуйтесь, – ответил я, – стоит мне начать насвистывать “Старую сотню” *, и его как ветром сдует от отвращения». Зверек действительно мгновенно исчез, как и его калифорнийские собратья. Увы, пока ни одна белка или суслик из встреченных мной, не прониклись симпатией к шотландской религии настолько, чтобы по достоинству оценить эту прекрасную старинную мелодию.

Таверны вдоль кассиарской тропы – худшие из всех, что мне доводилось видеть. Это были убогие хибары с грязным полом, обшарпанной крышей и невкусной едой. Блюда везде подавали одни и те же – картошка, кусок чего-то, отдаленно напоминающего бекон, некое подобие хлеба серого цвета и чашка мутного, полужидкого кофе, похожего на тот, который калифорнийские шахтеры называют «бурдой» или «пойлом». Хлеб был до неприличия безобразен. Как восхитительную пшеницу Господню можно превратить в нечто столь непостижимо отвратительное, остается только гадать. Уж не сам ли Сатана пек его, вложив в рецепт всю свою дьявольскую изобретательность.

В первый день пути от озера Диз к Телеграф-Крик мы отобедали в одном из этих заведений около трех часов пополудни, а затем прошли еще пять миль до постоялого двора «Вардс», хозяин которого сразу же со всей серьезностью заявил, что ужином и завтраком накормить нас не сможет, но в качестве большого одолжения разрешит переночевать на своей лучшей койке. Мы ответили, что уже пообедали у озера и можем обойтись без ужина, а что касается завтрака, то придется встать пораньше и пройти восемь миль до следующей придорожной гостиницы. Мы вышли в половине четвертого, радуясь, что оказались на свежем воздухе, и к восьми часам добрались до таверны, где надеялись позавтракать. Ее хозяин все еще спал. Когда он наконец отворил дверь, вид у него был такой хмурый, будто наша просьба подать завтрак была чем-то немыслимым и криминальным, о чем на полной золота Аляске прежде и слыхом не слыхивали. В то время многие возвращались с шахт без гроша в кармане, и нас, видимо, причислили к этому сомнительному классу. Как бы то ни было, завтрака нам не досталось, и пришлось идти дальше на пустой желудок.