Ледяные чертоги Аляски

Отток из озера происходил через большой ручей, размером почти с реку, это один из главных дренирующик каналов ледника. Я попытался перейти его вброд в месте, где он пересекал морену и прерывался порогами, но даже там глубина была слишком большой, а дно неровным. Еще одну попытку перейти ручей я предпринял у его истока, где русло было шире, а течение слабее. Я шел против течения, упираясь в дно шестом, но было слишком глубоко, и когда ледяная вода достигла моих плеч, стал осторожно возвращаться к морене. Затем я проследовал вниз вдоль каменистого берега ручья до места, где, прорвавшись сквозь моренную плотину, он был всего около тридцати пяти футов в ширину. Здесь я срубил ель, чтобы использовать ее в качестве моста, она упала поперек ручья, и примерно десять футов ее верхушки оказались в кустарнике на противоположном берегу. Однако течение так сильно давило на погруженные в воду ветви, что узкая часть ствола изогнулась, как лук, и стала очень неустойчивой. Пройдя по стволу около трети пути, я понял, что, если он еще больше прогнется под моим весом, его унесет. К счастью, чуть ниже по течению нашлось еще одно удобно расположенное большое дерево. Когда я срубил его, под водой оказалось лишь несколько футов центральной части ствола, и получившаяся переправа казалась совершенно безопасной.

Уже темнело, и я отправился назад к берегу озера, где оставил свою котомку. Стараясь идти по прямой, я набрел на еще более непроходимые заросли, чем на берегу ручья. Более часа я полз сквозь них по каменистой земле, как муха по паутине, не имея ни малейшего ориентира. Когда на моем пути попалась небольшая ива, которая была выше зарослей ольхи, я взобрался на нее. Увидев фронт ледника, я определил направление по компасу и вновь погрузился в мокрый и непроглядный лабиринт из кустарников. Я вышел к берегу озера через семь часов после того, как покинул его, мокрым насквозь, будто плыл, завершив тем самым изматывающий трудовой день. Но все вокруг было восхитительно свежим, я нашел новых и старых друзей среди растений и узнал много нового о «планировке» аляскинских моренных садов, которые делали ландшафт ярким и светлым.

Почти стемнело, и я начал спешно строить себе укрытие. Земля была очень каменистой, но мне удалось расчистить достаточно большой участок, чтобы на нем можно было лечь, и соорудить себе навес, согнув и связав вместе тонкие стволы ольхи. Пока я был занят, на озере раздался оглушительный грохот. Поднявшись на вершину морены, я обнаружил, что этот громогласный рев был всего лишь криком новорожденного айсберга диаметром около пятидесяти или шестидесяти футов, который качался на им же поднятых волнах, словно наслаждаясь свободой после долгих лет кропотливого труда в составе ледника. Усвоив свой последний в тот день урок, я развел небольшой костер из мокрых веток, выпил чашку чая, снял с себя мокрую одежду, завернулся в одеяло и лег, обдумывая достижения сегодняшнего дня и строя планы на день грядущий. Я чувствовал себя счастливым, богатым, и мне даже было вполне уютно.