Читаем Ледяные чертоги Аляски полностью

Сначала мы двигались в западном направлении по проливу Самнера* между островами Куприянова и Принца Уэльского*, затем повернули на север и поплыли вверх по проливу Кику среди бесчисленных живописных островков, через залив Принца Фредерика* и вверх по проливу Чатем*, а оттуда на северо-запад через пролив Айси-Стрейт и вокруг тогда еще не изведанного побережья залива Глейшер-Бэй*. Затем мы вернулись назад по Айси-Стрейт, поднялись по живописному Линн-Каналу к леднику Дэвидсона и нижней деревне чилкатов и, следуя вдоль побережья материка, вернулись к острову Врангеля, посетив по пути ледяной залив Сумдум-Бэй и ледник Врангеля. Таким образом, мы совершили путешествие длиной более восьмисот миль, а чарующая красота дикой природы превзошла все наши самые смелые ожидания и с лихвой компенсировала трудности и опасности, с которыми нам пришлось столкнуться. Ни дождь, ни снег не могли нам помешать, но когда ветер был слишком сильным, Кадачан и старый капитан оставались сторожить лагерь, а Джон и Чарли отправлялись в лес охотиться на оленей, пока я осматривал ближайшие скалы и леса. Обычно мы разбивали лагерь в укромных бухточках, где можно было насобирать много хвороста и укрыть наше драгоценное каноэ от разгулявшихся волн. После ужина мы подолгу сидели у костра, слушая рассказы индейцев о диких животных, приключениях на охоте, войнах, традициях, верованиях и обычаях. Встретив других индейцев, мы обязательно беседовали с ними и посещали каждую попадавшуюся на пути деревню.

Самый первый лагерь мы разбили в месте под названием Остров Стоячего Камня на берегу неглубокой бухты. Погода стояла прекрасная. Небо над горами на материке было безоблачным, лишь одну гору украшал тускло-серый круглый облачный воротник, но ее ледяная вершина, укрытая свежим снегом, возвышалась над ним и алела, как и ее соседки, в лучах заходящего солнца. Все крупные острова в поле зрения густо поросли лесом, тогда как на многих маленьких каменистых островках перед нашим лагерем, наоборот, не было или почти не было деревьев. Некоторые из них обледенели даже выше линии прибоя, а действие волн и выветривание еще не успели сказаться на их ландшафте. На одних островках росло несколько деревьев, а на других – ничего, кроме травы. Один остров издалека напоминал двухмачтовый корабль, летящий по волнам, расправив парус.

Следующим утром горы были укрыты выпавшим за ночь свежим снегом до ста футов над уровнем моря. Мы развели большой костер и после раннего завтрака бодро гребли весь день вдоль прекрасных лесистых берегов, расцвеченных яркими осенними кустарниками. Я заметил несколько смолистых деревьев с глубокими отметинами от топора, они помогли разжечь костер и сделать факел путникам, которых ночь и буря застигли в лесу. На закате мы добрались до залива Дир-Бэй и разбили лагерь в живописной бухте, окаймленной кустами роз, рубусом, лапчаткой, астрами и надежно укрытой от всех ветров седобородыми деревьями. Свисающая с их ветвей бахрома лишайников порой достигала шести футов в длину.

В дюжине родов[20] от нашего лагеря мы обнаружили семью индейцев из племени кейк: крупного мужчину средних лет с женой, дочерью, сыном и женой сына. Они жили в переносной хижине из коры. Когда мы соорудили укрытие и развели костер, глава семьи нанес нам визит и подарил прекрасного лосося, пару крякв* и немного картофельной похлебки. Мы нанесли ответный визит, принеся рис, табак и другие подарки. Мистер Янг вкратце рассказал о делах миссии и поинтересовался, примет ли их племя учителя или миссионера. Но эти индейцы не сочли нужным высказывать свое мнение по столь важному вопросу. Единственный ответ главы семейства был таким: «Нам нечего тебе сказать. Встретив бостонцев, мы всегда поступаем с ними так, как с тобой – делимся тем, что имеем, относимся ко всем хорошо и никогда не ссоримся. Вот и все, что мы можем сказать».

На следующее утро наши соседи кейки отправились к Форту Врангеля, а мы – в сторону Чилката. По пути мы проплыли мимо острова, который во время шторма лишился всех деревьев, но на их месте уже появилась новая поросль. Следов пожаров в местных лесах я не заметил. Земля была покрыта многолетним слоем листьев, ветвей и упавших стволов, которые медленно разлагались, образуя поросшие мхом развалины, сохраняющие свежесть и красоту. Отталкивающие признаки упадка здесь скрывал покров новой кипучей жизни. Некоторые прибрежные скалы целиком заросли кустами черники с яркими малиновыми листьями. Один все еще плодоносящий вид вполне можно назвать зимней черникой. Немного углубившись в лес, я обнаружил горошек* высотой восемь футов, опирающийся на кусты малины, высокие папоротники и смилацину однолистную (Smilacina unifolia) с листьями шириной шесть дюймов, которая очень эффектно смотрелась на желто-зеленом мху.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза