Ледяные чертоги Аляски

Когда я проснулся, шел сильный дождь, но я решил не обращать внимания на погоду, надел мокрую одежду, удовольствовавшись тем, что она свежая и чистая, съел немного галет и вяленого лосося, даже не пытаясь развести костер, чтобы заварить чай, наполнил мешок галетами, перекинул его через плечо и со своим незаменимым ледорубом вновь погрузился в мокрые джунгли. Мой мост храбро держался на месте, вопреки еще более раздувшемуся от дождя потоку. Я перешел по нему на другой берег и стал прокладывать себе путь среди луж и поваленных деревьев. Через два часа блуждания по зарослям я вышел к морене на северном берегу ледникового стока. Впрочем, эта мокрая, изматывающая битва не была лишена удовольствия. Влажная почва и растения источали дивный аромат, и я наслаждался каждым вдохом. Я нашел здесь свою любимицу – калипсо луковичную* (Calypso borealis). Ради того, чтобы увидеть эту орхидею, я готов пойти на любые жертвы, а на краю окруженного травой озерца мне на глаза попалась белка Дугласа. Я с удовольствием слушал, как по листьям стучит дождь, особенно различимы были глухие удары и всплески при приземлении больших капель с деревьев на широкие горизонтальные листья дьявольской дубины, этот звук очень походил на то, как грозовой ливень барабанит по чемерице и пальмовым листьям. Свежие, сочные, жизнерадостно-зеленые мхи были неописуемо красивы, они росли очень низко, и как бы ни бушевал над ними ветер и дождь, это не тревожило их покой. Несомненно, ни одна частичка пыли не касалась этих благословенных мхов; а какими ярко-красными были каймы растущих рядом с ними чаш кладоний* и плоды карликового кизила! Мокрые ягоды, драгоценные камни природы, как они были прекрасны! В каждом бледном цветке черники примостилась хрустальная капля дождя, красно-желтые плоды малины великолепной венчали скопления крошечных слезинок, и целая россыпь сверкающих, словно прозрачные ягоды, бусин украшала переплетающиеся своды лезвий осоки и трав по краям луж. И в каждой капле отражался весь пейзаж. Что будет, то будет, и вдвое прибудет[18]. В этот славный день на Аляске мне вспомнилось стихотворение Джорджа Херберта «О свежесть! Будто небеса влюбились в землю!»[19]

В садах и лесах этой чудесной морены можно счастливо прожить всю жизнь.

Добравшись до конца огромной морены и передней части горы, которая образует северную сторону ледникового бассейна, я попытался двигаться дальше, карабкаясь вдоль ее края, но это было слишком сложно и утомительно, поэтому я сошел на край ледника и продолжил подъем по нему, хотя пришлось прорубить немало ступенек на его неровной, изрезанной трещинами поверхности. Когда начали сгущаться сумерки, я осмотрел крутой склон горы в поисках доступного выступа, каким бы узким он ни был, где можно было бы устроиться на ночлег и развести костер. К счастью, когда уже почти стемнело, я нашел небольшой уступ, рядом с которым в скальных трещинах росло несколько маленьких горных тсуг. Цепляясь за выступы, я забрался на него, а затем, карабкаясь от одной трещины к другой, срубал кусты и маленькие деревца и спускал их на свою скальную полку. Мне удалось собрать достаточно хвороста, чтобы продержаться всю ночь. Через час или два мой костер уже разгорелся, и я всю ночь переворачивался с боку на бок, стараясь согреться и высушить одежду, которая была мокрой целых два дня и ночь. В ту ночь обошлось без дождя, но было очень холодно.

Продолжив путь на следующий день, я поднялся на вершину ледника по ледяным ступеням и вдоль его края дошел до великолепного водопада шириной две мили, откуда величественный поток талой воды обрушивался вниз и несся, словно могучая река, по узкому руслу на крутом склоне. Я долго любовался этим грандиозным зрелищем, а затем обнаружил, что под краем водопада, там, где вода обтекала прочный гранитный выступ, была ниша, куда я заполз и завороженно смотрел с неожиданного ракурса на то, как ледник льется над моей головой, полируя и раскалывая огромные угловатые обломки породы – весьма показательный урок литогенеза*, подтверждающий многое из того, что я уже узнал в ледниковых бассейнах Сьерра-Невады в Калифорнии. Затем я перешел на южную сторону и внимательно осмотрел огромные блоки, на которые разбился лед под действием водопада, и то, как они смерзлись.

Небо прояснилось, открыв взору потрясающий вид на далекие фирновые бассейны. Мне казалось, что я видел горы, находящиеся в тридцати милях от ледникового языка. Их крутые заснеженные склоны густо поросли лесом, по крайней мере, на расстоянии пятнадцати миль от ледника. Деревья, тсуга и ель, цеплялись корнями за трещины в скалах. Самым большим для меня открытием стали механизмы денудации, которые я увидел, находясь под ледником.