Ледяные чертоги Аляски

В тот вечер мы разбили лагерь в верхней части узкой бухты, окаймленной елово-тсуговым лесом. Мы устроились на ночлег под огромной древней ситхинской елью диаметром пять футов, она словно крылья раскинула над нашими головами свои широкие ветви. Ночной пейзаж, которым я любовался в свете костра, представлял собой одно исполинское дерево, вырвавшееся из мрака стоящего позади леса. Пляшущие языки пламени освещали блестящую хвою на нижних ветвях, мощный коричневый ствол, крепко ухватившийся корнями за мшистый берег и кусты в нескольких футах от дерева, верхушки которых отражали всполохи огня. Следующим утром, вскоре после того, как мы вышли из гавани, порыв сильного ветра вынес нас в бурные воды, несмотря на то, что парус был зарифован*. От скорости, с которой мы неслись мимо серых мысов, захватывало дух, и только страх быть опрокинутыми заставил нас убрать парус и укрыться в первой попавшейся тихой бухте. Капитан Тойятт отметил, что ни один индеец не решился бы путешествовать при таком ветре, но, поскольку с ним были мы с мистером Янгом, он был готов двигаться дальше, так как верил, что Господь любит нас и не даст нам погибнуть.

Теперь мы были всего в паре дней пути от Чилката. Нам оставалось только следовать прямым курсом к верховью прекрасного Линн-Канала, чтобы добраться до большого ледника Дэвидсона и других ледников в каньонах рек Чилкат и Чилкут. Однако до нас долетали слухи о вражде между проживающими в том районе индейцами. В маленькой бухте мы встретили группу укрывавшихся от бури путешественников, которые подтвердили слухи о том, что чилкаты пили и воевали. Они сказали, что отец Кадачана был застрелен и посоветовали не появляться в землях чилкатов, пока семье убитого не будет уплачена компенсация и не улягутся распри. Поэтому я решил временно свернуть на запад и отправиться на поиски чудесных «ледяных гор», о которых мне поведал Ситка Чарли, самый младший член нашей группы. Заметив мой интерес к ледникам, он рассказал, что когда был мальчиком, отец брал его с собой охотиться на тюленей в большой залив, полный льда, и хотя он давно там не был, ему казалось, что он сможет найти туда дорогу. Поэтому мы продолжили путь через пролив Чатем к северной оконечности пролива Айси-Стрейт в направлении нового многообещающего ледового поля*.

На южной стороне Айси-Стрейт нам встретилась живописная бухта, дающая возможность посетить главную деревню племени хуна. Обогнув мыс на северном берегу бухты, мы увидели уютно примостившуюся в ней деревню. Ее жители заметили наше приближение, по всей видимости, определили по форме и конструкции нашего каноэ, что мы чужаки, и, возможно, даже догадались о том, что на борту есть белые люди, поскольку эти индейцы оказались очень наблюдательными. Находясь еще в полумиле от деревни, мы увидели, как на высокой мачте перед домом вождя развернулся флаг. Тойятт в ответ поднял флаг Соединенных Штатов, и под этим знаменем мы направились к берегу. Нас встречал и приветствовал вождь Кашото, который стоял у самой кромки воды босой и без головных украшений, однако его одеяние было столь прекрасно, осанка столь прямой, а поза столь величественной и безмятежной, что он казался воплощением достоинства. Ни один белый человек не смог бы сохранить самообладание при таких неблагоприятных обстоятельствах. После обычного формального приветствия вождь, все еще стоящий прямо и неподвижно, словно дерево, сказал, что он не очень хорошо знаком с нашим народом и опасается, что его дом слишком убог для столь уважаемых гостей, как мы. Мы, конечно, поспешили заверить его, что не носим в сердце гордыню и сочтем за честь, если он окажет нам радушный прием. С улыбкой облегчения он проводил нас в свой большой дом-крепость и усадил на почетное место. После того как в соответствии с индейскими правилами хорошего тона на нас в течение четверти часа не обращали внимания, чтобы мы могли отдохнуть и привыкнуть к окружающей обстановке, наш повар начал готовить обед, а вождь выразил сожаление в связи с тем, что не может угостить нас по бостонской моде.