Ледник Хуна входил во фьорд с южной стороны, чуть ниже ледника Пасифик, демонстрируя широкую и далеко простирающуюся полосу, усеянную множеством высоких гор, однако фронтальная стена Хуны, сползающая во фьорд, не так интересна, как у Пасифика, и я не заметил, чтобы от нее откалывались айсберги.
Вечером, став свидетелем крещения величественных пиков и ледников ниспадающими лучами заходящего солнца, я и представить себе не мог, что природа сможет показать нам нечто еще более прекрасное. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что мы увидели следующим утром. Спокойный рассвет не предвещал ничего необычного. Мне запомнилась морозная чистота неба и глубокая, задумчивая тишина, которую подчеркивал оглушительный грохот новорожденных айсбергов. Восхода солнца мы не видели, поскольку находились в тени скал фьорда, но в разгар подготовки к отплытию вокруг самой высокой вершины хребта Фэйрвезер неожиданно возникла алая аура неземной красоты. Вместо того чтобы исчезнуть так же внезапно, как оно появилось, сияние все больше распространялось, пока небесным огнем не заполыхало все вокруг вплоть до лежащих у подножия гор ледников. Поначалу оно имело сочный ярко-малиновый оттенок, столь же прекрасный, как у вечерней зари, но гораздо более насыщенный и глубокий. Этот свет не был похож на привычный предзакатный румянец, заливающий скалы и снег, казалось, что он исходит не извне, а все больше разгорается во чреве горы, словно расплавленный металл в горне. Мы молча стояли в пронизывающе холодной тени скал и, затаив дыхание, наблюдали за чудесным явлением столь же завороженно, как если бы в тот момент разверзлись небеса и нам явился сам Господь.
Когда начала пылать высочайшая вершина, казалось, что она не просто залита солнечным светом, каким бы великолепным он ни был, а, скорее, пронзает само светило. Затем таинственное пламя начало медленно опускаться, от холодной и темной области внизу его отделяла четкая граница. Все новые пики, хребты и каскады ледников вспыхивали от небесного огня, пока вся величественная горная цепь не преобразилась, погрузившись в безмолвное раздумье, словно в ожидании пришествия Всевышнего. Белый, рассеянный утренний свет, который обволакивал все вокруг, когда я бродил один среди вершин Сьерра-Невады в Калифорнии, всегда казался мне самым впечатляющим из всех земных проявлений Бога. Но здесь сами горы казались священными и славили Создателя еще более красноречиво. Я не знаю, как долго мы стояли там. Чудесное сияние постепенно затухало, играя сотнями оттенков, и когда оно стало тускло-желтым, а затем белым, ледяной мир вышел из оцепенения и обрел привычную красоту. В зеленых водах фьорда играли солнечные блики; флот айсбергов отправился в плавание, поймав попутный бриз; белый солнечный свет отражался в бесчисленных ледяных зеркалах и рождал радугу, преломляясь в призмах айсбергов и хрустальных осколках ледниковых стен, сияя морозным убранством, в тонкой лазурной дымке виднелись безмятежные горы, прекрасные в своем земном величии. Мы развернулись и поплыли обратно, следуя за удаляющимися айсбергами, в то время как гимн «Слава в вышних к Богу», казалось, все еще разносился над белоснежным пейзажем, и наши горящие сердца были готовы принять любую уготованную нам судьбу, ибо благодать, сошедшая на нас тем утром, навсегда обогатила нашу жизнь.
Добравшись до нижней части фьорда и обогнув массивный гранитный мыс, стоящий на страже входа в него с северной стороны, мы обнаружили другой большой ледник, ныне носящий имя Рейд, в конце одного из северных ответвлений залива. Когда мы попытались проплыть по этому фьорду, выяснилось, что он не только запружен айсбергами, но и промежутки между ними тоже были затянуты тонким льдом, так что нам пришлось повернуть назад за несколько миль до фронтальной стены. И хотя тогда нам не удалось ступить на этот великолепный ледник, вид на него открывался великолепный, и я попросил индейцев перестать грести, чтобы я мог его зарисовать. Затем, проплыв еще несколько миль на северо-восток, мы обнаружили еще один большой ледник, который теперь называется Кэрролл. Но фьорд, по которому течет этот ледник, был, как и предыдущий, совершенно недоступен из-за льда, и мне пришлось любоваться ледником с расстояния трех или четырех миль и делать наброски, пока мы медленно проплывали мимо. Горы позади ледника и по обе стороны от него представляли собой изумительный архитектурный ансамбль в едином стиле, со множеством более низких вершин и фронтонов, а в центре ледникового языка, примерно в двух милях от фронтальной стены, рождающей айсберги, возвышалась огромная коническая гора с широким и гладким основанием.