Читаем Ледяные чертоги Аляски полностью

Утром мы отправились прямиком в район Чилкат, несмотря на шквальный встречный ветер. Держась ближе к берегу и гребя изо всех сил, мы преодолели около десяти миль к двум или трем часам, но затем продвигаться вперед стало практически невозможно, и мы сошли на берег в тихой бухте в нескольких милях вверх вдоль западного берега Линн-Канала. Там росло много желтого кедра, но все деревья были относительно небольшими, самое крупное достигало высоты от семидесяти пяти до ста футов. Плоские, поникшие перистые ветви расходились в стороны, отчего деревья казались тонкими, беззащитными и изящными. Почти на каждом стволе, которые я видел за время своей долгой прогулки, были отметины от ножей и топоров индейцев, которые использовали кору для плетения циновок, покрытия крыш домов и изготовления временных переносных хижин. Для этой последней цели к концам пластин коры длиной пять-шесть футов и шириной два-три фута во избежание скручивания или растрескивания привязывают тонкие деревянные рейки. Кору возят с собой в каноэ, а в случае необходимости из нее за несколько минут можно собрать водонепроницаемую хижину на каркасе из тонких веток. Все весла, которые я видел на побережье, были изготовлены именно из светлой, прочной и красивой древесины желтого кедра. Это дерево растет относительно быстро и обычно предпочитает болотистую и мшистую почву. Не исключено, что именно его разветвленная корневая система создает болото, мне сложно судить.

На другом берегу залива виднелись три ледника, спускающиеся почти до уровня моря, и множество более мелких, которые таяли чуть ниже границы леса. Пока я их зарисовывал, в поле зрения появилось каноэ, которое неслось по волнам быстрее ветра. Его хозяева, жаждущие новостей, нанесли нам визит. Они оказались индейцами хуна, которые возвращались домой из Чилката: муж, жена и четверо их детей. Мужчина сидел на корме и держал на руках спящего ребенка. Другой малыш спал у его ног. Он рассказал нам, что за день до их отъезда Ситка Джек отправился в главную деревню чилкатов, собираясь устроить грандиозный пир и потлач, так что там, наверху, виски течет рекой. Эта новость сильно расстроила нас с мистером Янгом, мы опасались того, как алкоголь может подействовать на старых врагов Тойятта.

В половине девятого вечера ветер поменялся, и мы вновь тронулись в путь, хотя экипажу и не хотелось грести ночью. Индейцам нравилось оставаться в лагере, когда ветер и прилив были против нас, и они совершенно не думали о том, что необходимо наверстать упущенное время после наступления темноты, пока погода нам благоволит. Кадачан, Джон и Чарли гребли, а Тойятт задавал направление, мы с ним гребли по очереди. Ветер ослаб, а затем и вовсе утих, так что мы проплыли около пятнадцати миль за шесть часов, когда течение вновь поменялось и пошел снег. Прямо напротив залива Бернерс нам встретилась бухта, где разбили лагерь три или четыре семьи чилкатов. Услышав, что мы высаживаемся на берег, они стали кричать и потребовали, чтобы мы назвали свои имена. Наши люди первым делом побежали к хижинам, чтобы узнать новости, и только потом разбили лагерь. Индейцы оказались охотниками, которые сказали, что за несколько миль до конца залива в горах водится много диких овец. Эта беседа состоялась в три часа ночи, довольно рано, но индейцы никогда не возмущаются, что их потревожили, если для этого есть весомый повод.

К четырем утра мы установили палатки и пили кофе, сидя у костра под снегопадом. Тойятт был не в духе из-за наших ночных перемещений. Он бы предпочел сойти на берег еще за пару часов до того, как это сделали мы, а затем, когда пошел снег, и на сей раз уже все мы захотели поскорее найти место для лагеря, он вдруг направил каноэ к середине залива, мрачно пробурчав, что там хорошее течение. Тойятт, конечно же, подчинился приказу и повернул к берегу, но при первой же возможности отчитал нас, сказав, что, если мы торопимся, нужно раньше вставать, а не рыскать по ночам, как воры.

Проспав несколько часов, мы вновь отправились в путь, ветер все еще был встречным, а море – неспокойным. Преодолев около двенадцати миль, мы все совершенно обессилели и разбили лагерь на берегу каменистой бухты, где встретили семью индейцев хуна в хижине из коры рядом с каноэ. Они подарили нам картофель и лосося, а также большое ведро ягод, лососевую икру и какой-то жир, возможно, рыбий, который мой экипаж съел с большим удовольствием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза