Старый вождь сидел у костра без обуви, на нем была рубаха из ситца и одеяло, глаза его были опущены, и хотя мы обменялись рукопожатиями, проходя мимо него, он так и не поднял взгляда. Когда мы сели, он все еще смотрел в огонь, не обращая на нас ни малейшего внимания в течение примерно десяти-пятнадцати минут. Члены семьи вождя – мужчины, женщины и дети – тоже занимались своими обычными делам и играли, будто не подозревая о том, что в их доме находятся чужие люди. Считалось невежливым смотреть на гостей или разговаривать с ними до тех пор, пока те не соберутся с мыслями и не решат, что они хотели бы сказать.
Когда период вежливого ожидания истек, вождь наконец поднял голову, взглянул на своих гостей, вновь опустил глаза и сказал через нашего переводчика:
– Я обеспокоен. Обычно, когда к нам приходят незнакомые люди, мы предлагаем им угощение на случай, если они проголодались, и я уже собирался это сделать, когда вспомнил, что еда благородных белых вождей настолько лучше моей, что мне стыдно ее предлагать.
Мы, конечно, ответили, что очень признательны столь уважаемому вождю за оказанное нам гостеприимство.
Услышав это, он посмотрел на нас и сказал: «Я чувствую облегчение». Или, по словам переводчика Джона: «Он чувствует себя хорошо сейчас, он говорит, что чувствует себя хорошо».
Затем он велел одному из членов своей семьи проследить за тем, чтобы гости были накормлены. Молодой человек, выступавший в роли распорядителя, занял свое место в углу дома, откуда было видно все происходящее, и приказал рабам поскорее приготовить вкусное угощение: одному он велел принести из погреба лучший картофель и хорошо его вымыть, второму – насобирать корзину свежих ягод, третьему – пожарить лосося, а остальным – разжечь подходящий костер, полив мокрую древесину маслом, чтобы она разгорелась. Вскоре угощение было готово и подано присутствующим. Первым блюдом был картофель, вторым – рыбий жир и лосось, затем – ягоды и плоды шиповника, после чего распорядитель громко крикнул, словно глашатай перед войском: «Вот и все!» – и покинул свой пост.
Затем старый вождь стал задавать самые разные вопросы. Он хотел узнать, что делал профессор Дэвидсон год или два назад на вершине горы за деревней, когда он при помощи множества странных приспособлений смотрел на солнце, которое почернело средь бела дня, и нам пришлось объяснить ему, что такое солнечное затмение. Он спросил нас, можем ли мы рассказать ему, что заставляет воду прибывать и убывать дважды в день, и мы попытались объяснить, что солнце и луна притягивают море, показав, как магнит притягивает железо.
Мистер Янг, как обычно, объяснил цель своего визита и попросил вечером собрать всех жителей деревни, чтобы они услышали его послание. Соответственно, всем было велено умыться, надеть лучшую одежду и прийти в определенное время. На проповедь мистера Янга пришло около двухсот пятидесяти человек. Тойятт читал молитву, а Кадачан и Джон присоединились к пению нескольких гимнов. В конце службы вождь произнес короткую благодарственную речь и попросил выступить второго белого вождя. И вновь я напрасно пытался избежать выступления, попросив переводчика объяснить, что я путешествую лишь для того, чтобы увидеть эти прекрасные земли, ледники, горы, леса и тому подобное, но эти темы, как ни странно, оказались не менее интересны индейцам, чем Евангелие, и мне пришлось прочесть своего рода лекцию о щедрой земле, которую Бог даровал им и всему братству людей, одним словом, примерно то же, что я рассказывал в других деревнях. Всего мы провели пять подобных собраний, два из которых состоялись днем, и начали чувствовать себя как дома в большом бревенчатом срубе рядом с нашими гостеприимными и воинственными друзьями.
На последней встрече почтенный седовласый старец-шаман с высоким морщинистым лбом, большим орлиным носом и светлой кожей медленно и с большим достоинством встал и впервые за время нашего присутствия заговорил.
– Я старик, – сказал он, – но с удовольствием слушаю твои удивительные истории, и они вполне могут быть правдой, ибо что может быть прекраснее парящих в небе птиц? Я помню, как впервые встретил белого человека. С тех давних пор я видел многих, но никогда доныне не понимал и не чувствовал, что скрыто в сердце белого человека. Всем белым людям, с которыми мне прежде доводилось иметь дело, всегда было что-то нужно от нас. Они хотели купить меха, но при этом заплатить за них как можно меньше. Заботясь о своем благе, они никогда не думали о нашем. За всю свою долгую жизнь я никогда не слышал, как белый человек говорит. Заводя разговор с торговцами и золотоискателями, я словно пытался докричаться до человека, стоящего на другом берегу широкой и бурной реки. Но теперь индеец и белый человек впервые стоят на одном берегу и могут поговорить по душам, глядя друг другу в глаза. Я всегда любил свой народ, учил его и помогал, как мог. Но отныне я буду хранить молчание и внимать добрым словам миссионеров, которые знают о Боге и местах, где мы окажемся после смерти гораздо больше, чем я.