В конце службы, после последней проповеди и заключительной речи старшего вождя и старейшин, младшие вожди стали обсуждать услышанное. Мистер Янг, желая узнать, какое впечатление на племя произвела его миссионерская работа, попросил Джона послушать, о чем они говорят, и рассказать ему. «Они обсуждают речь мистера Мьюра, – сообщил он, – и говорят, что слушать его куда интереснее, чем проповедника». Тойятт тоже с дразнящей улыбкой сказал: «
Позже, когда обсуждался вопрос о направлении в это племя миссионера и учителя, вождь сказал, что они хотели бы видеть в этой роли меня, и в качестве стимула пообещал, что, если я приеду к ним, они всегда будут делать то, что я велю, следовать моим советам, дадут мне сколько угодно жен, построят церковь и школу и даже уберут все камни с тропинок, чтобы мне было удобно по ним ходить.
Они собирались отправиться в поход к индейцам хутсену, чтобы потребовать одеяла или деньги в качестве компенсации за смерть чилкатской женщины после употребления виски, предоставленного одним из племен хутсену. Если они откажутся платить, будет бой, и один из вождей упросил нас помолиться о том, чтобы им сопутствовала удача и никто не погиб. Об этом одолжении он попросил после того, как уговорил нас дать разрешение на этот поход, пообещав, что они постараются избежать кровопролития, если будет такая возможность. Он говорил легко, естественно и невозмутимо, как настоящий дипломат. Младший вождь произносил свою речь стоя, а старший сидел на полу. Другие присутствующие не произнесли ни слова, только одобрительно кивали и пожимали плечами.
Миссионерские собрания проходили дважды в день, и всякий раз дом был полон до отказа. Некоторые индейцы даже забирались на крышу, чтобы слушать через отверстия для дыма. Как бы я ни старался избежать выступлений, на каждом собрании мне приходилось что-то говорить. В этой деревне я произнес пять речей, и все они были приняты хорошо. Особенно чилкатам нравилось то, что я рассказывал о разных типах белых людей и их мотивах, а также об их собственной доброте и умении принимать гостей так радушно, что они чувствовали себя среди них как дома.
У вождя была рабыня, молодая и красивая девушка, которая прислуживала ему, готовила еду, зажигала для него трубку и т. д. Ее положение совершенно не казалось унизительным. Утром, перед самым нашим отъездом, переводчик Джон услышал, как вождь сказал ей, что когда с острова Врангеля прибудет учитель, он красиво ее нарядит, отправит в школу и будет относиться к ней, как к собственной дочери. Самые богатые тлинкиты до сих пор держат рабов. Раньше многих из них приносили в жертву по случаю больших праздников, таких как заселение в новый дом или возведение тотемного столба. Кадачан велел Джону достать из сундука пару белых одеял и накинуть их на плечи сидящего у костра вождя. Этот подарок был преподнесен без церемоний и лишних слов. Вождь почти не обратил внимания на одеяла, только потрогал рукой угол, будто проверяя качество шерсти. Тойятт прежде был заклятым врагом чилкатов и не раз сражался с ними, но теперь, примкнув к церкви, он пожелал забыть прошлое, зарыть топор войны и жить в мире со всеми. Однако было очевидно, что он не доверял гордым и воинственным чилкатам, сомневался в том, что они примут его предложение дружбы, и по мере того, как мы приближались к их деревне, все глубже погружался в раздумья.
«Моя жена сказала, что мои старые враги непременно убьют меня. Впрочем, я уже старик, и не так уж важно, когда я умру». У него нередко случались приступы сильного сердцебиения, и тогда он клал руку на сердце и говорил: «Надеюсь, чилкаты убьют меня выстрелом сюда».
Прежде чем отправляться в главную деревню чилкатов, расположенную примерно в десяти милях вверх по реке, мы послали туда Ситку Чарли и одного молодого чилката в качестве посланников, чтобы заранее объявить о нашем прибытии, узнать, согласны ли чилкаты принять нас и сообщить вождю, что Кадачан и Тойятт – наши с мистером Янгом большие друзья, и любой вред, причиненный им, будет расцениваться, как агрессия по отношению к нам.
Пока наших гонцов не было, я поднялся на белоснежную, увенчанную куполом гору высотой около пятидесяти пяти футов и насладился великолепным видом на главные ледники Чилката и множество могучих вершин, откуда они берут начало. На высоте трех тысяч футов мне встретилась тсуга горная, но значительно меньшего размера, чем обычно, а также ситхинская ель и тсуга обыкновенная, самый высокий экземпляр которой достигал двадцати футов в высоту и шестнадцати дюймов в диаметре. Я также заметил несколько деревьев на высоте около четырех тысяч футов. Еще там росло довольно много берез и двухигольчатых сосен.