Ледяные чертоги Аляски

Когда я позже спросил наших индейцев, как, по их мнению, образовалось это ущелье, они не стали отвечать на мой вопрос, зато поделились своим представлением о происхождении дождя и почвы. Дождь, сказали они, идет, когда землю быстро раскручивает могучее мифическое существо – Йек. Вращение подбрасывает вверх воду из океана, а затем она обрушивается вниз в виде ливней, как вода разлетается с мокрого шлифовального круга. Однако они не могли понять, почему вода в океане соленая, а получающийся из нее дождь – нет. Что касается почвы, то она, по мнению индейцев, образуется, когда дождь размывает камни, превращая их в песок, который постепенно накапливается. Однако аналогии с истирающим воздействием льда они здесь не усмотрели.

По мере того как мы продвигались вперед, пейзажи становились живописнее, а рельеф все более причудливым по форме и грандиозным по масштабу: роскошные грохочущие водопады, громадные купола и арки чудесного нейтрально-серого оттенка, основания которых омывали синие воды фьорда, изумрудные заросли папоротников, цветы на уступах, кайма ив и берез, и, конечно же, ледники. Приблизившись к подножию похожей на йосемитский Хаф-Доум величественной скалы в конце фьорда, где он расходился в стороны двумя короткими ответвлениями, мы увидели еще один производящий айсберги шельфовый ледник первого класса, и радости нашей не было предела. Ледник был виден во всей красе, он величественно стекал из фирновых бассейнов высоко в горах, огибая один могучий бастион за другим, а затем входил во фьорд изломанным и разбитым. Насладившись видом внезапно найденного сокровища, я велел индейцам доплыть до конца левого ответвления основного фьорда, где мы обнаружили большой водопад. Объем проходящей через него воды был таким мощным, что его можно было назвать рекой. Несомненно, это был сток тающего ледника, которого не было видно из фьорда.

По форме и происхождению долина очень напоминала Йосемитскую, однако ее дно до сих пор было покрыто льдом и водой. Лед как снизу, так и сверху – изумительный хрустальный дворец, в котором хочется жить и летом, и зимой! Протяженность долины составляла около десяти миль, а ширина – от трех четвертей до одной мили. Я насчитал там десять больших водопадов и каскадов, самый красивый находился с левой стороны почти в конце фьорда. Набрав стремительную скорость на склонах, мощный поток срывался с гранитного уступа на высоте около девятисот или тысячи футов, пролетал двести пятьдесят футов вниз и, разбившись на множество струй при ударе о валуны, стекал во фьорд. Другой водопад высотой около тысячи футов обрушивал свои воды прямо на край ледника в двух милях от фронта. Еще несколько водопадов брали начало на высоте приблизительно трех тысяч футов и спускались по глубоким и узким ущельям, столь же густо поросшим папоротниками, как и любой канал, по которому когда-либо текла вода, хотя склоны и были очень отвесными. Такого изобилия скал и водопадов я на Аляске никогда прежде не видел.

Количество деревьев, растущих на стенах этой долины и Йосемитской, приблизительно одинаково, но из-за более влажного климата здесь больше мелкой растительности – кустов, папоротников, мхов, трав и т. д. Однако большая часть поверхности стен голая и до блеска отполирована некогда находившимся здесь ледником, образовавшим фьорд. Темно-зеленые участки, которые видны в горах позади стен – это луга, где пасутся снежные козы, или, скорее, серны. Ниже, в оврагах и на пологих склонах, растительность еще гуще и представлена в основном ивами, березами и кустами черники, с вкраплениями колючих кустарников: крыжовника, рубуса и эхинопанакса*. Эти заросли, особенно на нижних склонах близко к уровню моря у стен больших боковых каньонов, оказались самым непролазным и мучительным сочетанием «агрессивных» кустов из всех, что могут встретиться на пути утомленного исследователя, они изматывают несравнимо больше, чем заросли облепихи и мансаниты в горах Сьерра-Невады.