Ледяные чертоги Аляски

Пока я продвигался вверх по левому краю ледника, ветер так усилился, что, идя лицом к нему, стало трудно дышать, поэтому я укрылся за стволом дерева, надеясь, что ветер немного утихнет. Здесь ледник, сползающий с отвесной скалы, спускался вниз грандиозными каскадами, а дренирующий его ручей, переполненный дождем, превратился в бурный поток. Звуки ветра, дождя, ледяного и водного потоков сливались в единую грандиозную симфонию.

Через некоторое время шторм немного утих, и я снял свои тяжелые резиновые сапоги, в которых шел по ледниковым ручьям на равнине, завернул их в свой плащ и положил на бревно, где я смог бы найти их на обратном пути, зная, что все равно промокну насквозь. Я туго зашнуровал свои горные ботинки, затянул пояс, закинул на плечо ледоруб, и, чувствуя себя свободным и готовым к тяжелой работе, двинулся дальше, не обращая внимания на дождь. Поднимаясь по отполированным куполам крутого гранитного склона, кое-где усыпанного валунами, землей и деревьями, которые ледник выкорчевал в процессе недавнего продвижения, я прошел по краю ледника две или три мили, повсюду обнаруживая следы его посягательств на леса, которые растянулись вдоль его кромки на пятнадцать или двадцать миль. Заглянув за выступающий край, я увидел, как эта обширная ледяная река уходит вниз на глубину до пятидесяти футов в некоторых местах, истирая стволы и ветви деревьев в порошок, порой настолько мелкий, что из него можно было бы сделать бумагу, хотя по большей части древесная масса была волокнистой и грубой.

Осмотрев таким образом три или четыре мили края ледника, я прорубил ступени и поднялся на его вершину. До самого горизонта простиралось почти ровное полотно льда – уходящая в серое, затянутое облаками небо ледяная прерия. Ветер теперь можно было назвать умеренным, но дождь все еще шел, что, впрочем, меня не беспокоило, однако туман и низко висящие облака заставили меня усомниться в том, стоит ли пытаться перебраться на противоположный край ледника, находящийся в шести или семи милях от меня. Гор с другой стороны совершенно не было видно, и если бы небо еще сильнее заволокло тучами, что было весьма вероятно, и я потерял бы из виду землю, оказавшись в лабиринте расселин, мне было бы крайне трудно отыскать дорогу назад.

Задержавшись на некоторое время и прогуливаясь в пределах видимости земли, я обнаружил, что на этой восточной части ледника практически не было больших трещин. Почти все, что мне встретились, были настолько узкими, что я мог через них переступить, а несколько более широких я легко обошел, поднявшись или спустившись вдоль их края до того места, где они сужались. В мрачном пасмурном небе появились просветы, и, воодушевленный этим, я все же отправился на западную сторону ледника, надеясь подняться на пять или шесть миль выше фронтальной стены. Через короткие промежутки времени я сверялся с компасом, чтобы найти дорогу назад, если пойдет дождь, снег или сгустится туман. Однако моим главным ориентиром стали структурные линии рельефа самого ледника. Все шло хорошо. Я подошел к участку с глубокими бороздами шириной около двух миль, по которому мне пришлось долго и изнурительно продвигаться зигзагами и петлять, следуя вдоль края широких продольных борозд и расселин, пока мне не удавалось найти мост, соединявший их стороны, зачастую преодолевая расстояние в десять раз большее чем то, которое я прошел бы по прямой. Впрочем, я с удовольствием справлялся с возникающими трудностями, и, усердно работая ледорубом в опасных местах, добрался до противоположного края примерно за три часа. Ширина ледника в этой точке составляла около семи миль. Пока я прокладывал свой путь, облака порой немного рассеивались, открывая вид на несколько голых зубчатых гор, по горло погруженных в ледяное море, окружавшее их со всех сторон. Оно омывало их целую вечность, постепенно изнашивая и придавая форму, которую им суждено принять, когда в один прекрасный день они станут частью новых пейзажей.