– Что… ты?.. За что ты извиняешься? – глаза Маат округлились, и – слава богам! – я увидел в них проблеск жизни, пускай импульсом и стала необузданная любовь задавать вопросы.
– За то, что похищаю тебя, problèmes.
Вас обманули, сказав, что все дороги ведут в Рим. Все дороги всегда вели в Париж. Этот город с его обманчивыми перспективами и грязными тайнами притягивал, а потом уничтожал, но, чёрт, как же приятно было приятно возвращаться в этот Содом!
– Эй, ребята, что за вечеринка? – насмешливо спросила компания парней по другую сторону дороги. Их крик слился с шумом проезжающих мимо машин и владелицы пекарни, возмущённо прогоняющей бездомного с порога уже закрывающегося заведения.
Мы втроём замерли у обочины проезжей части. Я медленно повернул голову вправо. Увидев табличку с названием улицы, Маат широко распахнула глаза. Её плечи задрожали, и я подумал: закричит или заплачет? Но потом на ум пришёл вопрос поважнее:
– Огромная тварь из недр Дуата подчиняется тебе? Ты управляла змеёй? Скажи, что она умерла, не хочу знать, что
– Ты совсем с ума сошёл? – с пылом взвизгнула Маат и ударила меня кулаком в грудь. А потом обеими кулаками сразу и, сделав выпад, наступила на носки потрёпанных ботинок босыми пятками. – И я понятия не имею, куда исчез Апофис, – кашлянув, добавила она.
Я замер, с идиотской улыбкой на губах любуясь бушующим пожаром в её сверкающих глазах.
– Ударь ещё, – глядя на неё сверху вниз, прошептал я. – Давай, тебе станет легче.
Она ударила. Била так сильно, что в какой-то момент мне показалось, что я услышал хруст собственных костей.
Вряд ли жителей Парижа удивляли подобные сцены. За это я его и любил. Мимо нас просто проходили. Один парень остановился, чтобы уточнить, не нужна ли madame помощь, и Маат послала его в задницу на французском с такой страстью, что я не удержался.
– Закрой глаза, детка, – попросил я Сатет, и она, фыркнув, отвернулась.
– У вас ровно минута.
– Спасибо, принцесса.
Я обхватил Маат за шею и притянул к себе до того, как она прокричит на весь мир, что не собирается целовать меня. Не потому, что не хочет или не любит. Просто я придурок, который пытается помешать ей пожертвовать собой ради спасения этого прекрасного мира.
– Ненавижу тебя, – медленно расслабляя губы и позволяя мне вести, прошипела она.
– Знаю.
– Я умру, Габриэль. Так, – выдохнула и, сдавшись, встала на носочки, чтобы углубить поцелуй, – только больнее.
Она опустила руку на моё предплечье. Кольцо на её безымянном пальце царапнуло кожу, а следом ногти надавили на чёрную метку, которую я получил от отца.
– Если я не умру в этот восход, то умрёшь ты, а потом и все остальные. – Она отбросила мою руку и в тщетной попытке напугать нахмурила брови. – У нас нет ни единого шанса, пойми же это! Гор тоже должен умереть, но ты забрал меня, и теперь мы не знаем, что там происходит.
– Когда следующий восход?
– Очень скоро, – ответила Маат и, разочарованно качнув головой, отстранилась.
Мои часы, показывающие восходы, остались в Дуате, но я не собирался отходить от Маат ни на секунду. Нам требовалось всё оставшееся время, чтобы придумать, как выкарабкаться из этого дерьма. Должен быть выход. И, чтобы она ни говорила, как бы ни пыталась убедить в том, что всё уже решено, мне было плевать на Источник, на судьбу и на всех богов разом. Я не мог отпустить её. Просто не мог.
– Ничего уже не изменить, – устало прошептала она. Не убедила. Но я знал ту, что была способна переубедить Маат. Если не ради себя, то ради Мираксес, за которой я следил, Маат должна была передумать. А Обервилье, в которое она вернулась вместе с Чарли Робинсом, очень кстати оказалось поблизости. Мы буквально стояли напротив дома, в котором они теперь жили.
– Куда ты меня тащишь? – недовольно заворчала Маат, когда я схватил её за руку и потащил за собой. Сатет держалась за неё.
Мы перешли на другую сторону дороги. Я избрал эффективную тактику «молчать и шагать». Маат причитала, но всё равно шла следом, желая узнать, что же я придумал.
Когда Мираксес сбежала, я первым же делом узнал, куда она и Чарли перебрались, но не держал в голове адрес квартиры. Лишь знал, что они поселились в соседнем доме от того, в котором она жила вместе с Маат. С одной стороны, нельзя было придумать ничего глупее, ведь Маат просила её спрятаться от Анубиса. С другой… на месте Анубиса я был бы о ней лучшего мнения и не стал бы искать на самом видном месте.
– Ты сумасшедший, – выдохнула Маат, когда мы зашли во двор и я стал выискивать старую машину Чарли Робинса. Шансов почти не было, особенно учитывая то, что его зелёное корыто стало культовым среди парижан со средним и ниже среднего достатком.
– Папа! – воскликнула Сатет, но было уже поздно.
Одно за другим стёкла старых зелёных «Пежо» с хрустом вылетали из дверей. Сперва Маат просто оцепенела и, прижав руку к распахнутому рту, наблюдала за этим идиотским блефом. Сатет заткнула уши пальцами и отошла в сторону, чтобы, когда сбегутся люди, откреститься от родства со мной.
– Габриэль!