Легенда Провидца

В подростковом же возрасте он начал становиться все более меланхоличным, погруженным в себя. Друзей поубавилось, как и сил и здоровья, зато прибавилось мыслей в голове молодого человека. И тогда он впервые начал говорить себе: «Мое предназначение – не иначе как совершить что-то запоминающееся и стоящее». Это-то и укоренилось в его голове, дало рост дереву, которое и давало те самые плоды, что он пожинал сейчас, когда сходил с ума от количества обязанностей, свалившихся на него.

– Какой же я дурак был! – воскликнул Кассиан тем самым утром, когда пророчество Сабины сбылось. – Нужно было ведь остановиться на том ответе, что был про получение удовольствия от жизни! Ведь какой толк от моих стараний и мучений, никто их все равно не видит и не ценит. На виду лишь изменения настолько ничтожные, что людям едва заметны.

Состояние его здоровья за последнее время усугубилось еще больше. Он предпочитал любые поверхности, которые могли что-то отразить, обходить стороной, дабы не видеть ни единой части своего тела, настолько оно казалось ему безобразным и жалким. Ромул же, который теперь был не единоличным диктатором, но соправителем Кассиана формально, только расцветал на глазах. С каждым днем молодое тело только наполнялось энергией, и ему не терпелось ее как-то потратить. Каждое его движение, взгляд, слово было исполнено силой, радостью жизни. Никто бы и не подумал, что сам Ромул тоже испытывал некоторые душевные терзания (однако, в отличие от Кассиана, волю он себе в их выражениях, как внутренних, так и внешних, практически не давал).

Мальчишки на улице играли в нового Императора, справедливого и смелого, и Максимиана, бесчестного слабака, который удирал от Ромула и его приспешников. По законам игры тот, кто по жребию становился Максимианом, должен был за сто счетов спрятаться так, чтобы его не нашли Император и его друзья. При этом, если Максимиан был найден, тот, кто нашел его, должен был первым крикнуть: «Позор Рима!», и тогда игрок должен был спрятаться заново. В противном же случае, если Максимиан закричит эту фразу первым, то «Позором Рима» становился тот, кто был среди ищущих.

Студенты не менее воодушевлялись поступком Ромула и Кассиана. Они приводили их в пример в своих сочинениях, делали театральные постановки, расписывали стены их именами. Некоторые девушки называли своих новорожденных сыновей Ромулом, и, хотя и в разы реже, Кассианом.

Те, кто когда-то состоял в рабстве возлагали большие надежды на новую власть. Они ждали перемен, они верили в улучшение жизни, хотя некоторые из них мало осознавали, что это не могло произойти мгновенно. Кассиану и Ромулу оставалось же лишь надеяться на то, что большая часть из них все-таки окажется благоразумной.

И тем не менее, все то, что происходило в Риме в те дни, мало воодушевляло Кассиана, который мечтал о том, чтобы удовлетворить свои элементарные человеческие потребности. Он просто хотел расслабиться, хотя бы на несколько часов не думать о своих обязанностях. Ему казалось, что если он заснет крепким сном, то что-то непременно случится. Римская Империя, вернее даже, сам Рим, существовавший уже столько веков, словно мог развалиться на части за минуты его сна. Во всяком случае, именно это чувство испытывал Кассиан, когда предпринимал очередную безуспешную попытку заснуть.

В утро, когда на небе, как и предрекала девушка из Храма Весты, появилась лодка, способная передвигаться не по воде, а по воздуху, Кассиану было ничуть не лучше, чем обычно. Не хотелось есть, не хотелось жить.

«Лечь бы прямо тут, на одной из лавочек в саду, и тихонечко умереть» – подумал юноша и вздохнул.

Ромул, который как попало, по утренней привычке, накинул тогу на тунику, вышел из своей спальни и направился на балкон, чтобы составить другу компанию. Он был заспанный, двигался медленнее обычного. Голова его, в отличие от Кассиана, не была чем-то более серьезным озабоченна, чем мыслью о питье и пище.

– Доброе утро, – зевая, поприветствовал он товарища и по совместительству соправителя-Императора. – Куда смотришь?

Он спросил это, потому что заметил, что Кассиан усердно вглядывался вдаль, в розоватое рассветное небо с надеждой, с какой он сам только смотрел на какую-нибудь красавицу-незнакомку, которую приглашал прогуляться.

– Пророчество, – вздохнул Кассиан. – По правде говоря, я уже жду, когда же оно, наконец, сбудется.

– Быть может, остались до него считанные часы, – с притворной надеждой в голосе предположил Ромул.

Это никогда не нравилось Кассиану, когда из сочувствия люди начинали высказывать мысли, которые им явно никогда до этого не приходили в голову, да и не пришли бы, если бы не было бы их разговора.

– Не надо… – Кассиан привстал, но тут же опустился обратно на клинию. По утрам он на ней обычно не лежал, а сидел, чтобы не клонило в сон.

– Друг мой, да у тебя же совсем не осталось сил! Тебе нужно срочно что-нибудь поесть и немедленно выйти на прогулку!

– Я не хочу… И не могу, – признался Кассиан.