– Вот именно поэтому я здесь, для того, чтобы заставить тебя это сделать. Давай-давай, – он позвал жестом одного из слуг в коридоре. К ним подошел юноша, такой же загорелый и стройный, как сам Ромул, и спросил, чего бы они желали. Ромул приказал сделать завтрак на двоих, причем самый плотный. Обычно он и сам не ел много по утрам, как это было заведено по римским порядкам, однако, видя состояние своего друга, Ромул не мог не пересилить себя.
Аппетит Кассиана появился во время еды, что порадовало их обоих, потому как это считалось хорошим признаком. Каждый из них подумал о том, что на самом-то деле Кассиан был здоров, а его состояние было вызвано усталостью и переработкой.
После трапезы они решили пройтись по улицам города. Оба молодых Императора делали это в последнее время нечасто, потому как более важные дела отнимали большую часть их дня. А к вечеру их чаще всего хватало только на то, чтобы сделать круг вблизи виллы и только.
– Неужели Рим и впрямь такой по утрам! – удивленно воскликнул Кассиан, когда они, сойдя с лошадей, зашли на первые же улицы.
Город был шумен, неопрятен, по-прежнему, как и до их правления, полон всяких разных непристойностей, разочарований для человека высокого происхождения. Некоторые люди, которые им встречались, были так же, как и прежде, озлоблены и недовольны своей жизнью, но другие же были радостны и счастливы даже самым бедным существованием.
Кассиан пришел к выводу о том, что за всю свою жизнь им не искоренить ни недовольства одних, ни счастья других. Это зависело от самих людей, а не от него, Ромула и кого бы то ни было еще. И тем не менее, кое-какие улучшения все же были заметны. Дороги в некоторых частях были выстроены заново, строились новые многоквартирные дома из дешевого, но надежного материала, так что даже самые низшие слои теперь могли позволить себе спокойно их арендовать. Одобрением проектов некоторых из этих домов занимался сам Ромул. Бедняки теперь имели намного больше комфорта, чем раньше: печей, туалетов теперь не могло не доставать.
Были отведены новые места для отдыха жителей города и приезжих. Театры, некоторые из которых давно не ставили представления, теперь были оснащены новейшими изобретениями, делающими представление более ярким. Теперь на арене будто бы из ниоткуда могли появляться артисты и предметы, все благодаря небольшим раздвигающимся дверям, которые с помощью веревок открывали люди, стоящие под сценой, а другие поднимали на платформе то или того, что нужно было.
Постановки обещали пользоваться успехом, как и «гладиаторские бои». Они назывались так, конечно, в честь тех боев, что ранее проводились на арене Колизея. В них теперь, однако, запрещалось убивать противника, даже наносить ему серьезное увечье. Все бои должны были происходить с помощью тренировочных деревянных орудий, а главной целью соперников – коснуться мечом тела противника. Для того, чтобы считать касания, выделяли каждый раз людей из толпы зрителей случайным образом, а подкупить выбирающего считалось невозможным. Кассиан, разумеется, догадывался, что их наверняка все равно подкупали, но сама идея игр, не требующих проливания крови (во всяком случае, в больших количествах) не могла его не привлекать. Как и любому мужчине, ему нравилось смотреть на состязания, на схватку, итог которой – проигрыш или выигрыш – зависел от самого человека и мог свершиться в любую секунду. И никакой ничьи, только победитель и проигравший.
«Любой настоящий римлянин не устоит перед таким зрелищем. Пусть оно будет волновать не так, как прежние бои, но оно однозначно сможет приковать к себе внимание толпы. А толпа – это наше все» – подумал Кассиан, когда ему впервые «положили на стол» эту идею.
Зайдя в одно из мест, где они часто любили завтракать, будучи студентами, молодые Императоры решили выпить по чашке чая. Это было совершенной новинкой в Риме, находка римских легионеров во время одного из военных походов крайнего столетия. Наутро перед сражением многим солдатам очень сильно хотелось спать, потому как пища, которую приходилось экономить из-за недостаточного снабжения провизией легиона, мало насыщала, и сон привыкших к более-менее сносному прежде питанию воинов сбился. Несмотря на привычное волнение перед битвой, желудки у некоторых прямо-таки сводило от голода, а на пустые похлебки смотреть им уже было тошно. Поэтому, проспав по паре часов, они проснулись на рассвете, уже обессилившие и уставшие, не годные к ожидавшей их битве.