Легенда старого Чеколтана

Шорохов читал о Налетове, но, как ни странно, во всех книгах встречал только упоминание о нем. И сейчас он слушал, боясь пошевельнуться, чтобы не пропустить ни слова.

— Представьте, техник путей сообщения, а взял на себя такую задачу, — продолжал Буранов. — И выполнил, построил заградитель, испытал, только использовать его не пришлось — Стессель и компания сдали Порт-Артур. Пришлось заградитель взорвать. Но мечту о нем Михаил Петрович не оставил — сразу же после войны начал проектировать новый заградитель, да не в 25 тонн, каким был первый, а в 740 тонн водоизмещением. Строился «Краб» — так назвали этот заградитель — в Николаеве. Сколько рогаток было на его пути — не перечесть, семь лет тянулось строительство. И все же вошел в строй — ставил минные заграждения. На его минах немецкий крейсер «Бреслау» подорвался. У Налетова много других изобретений, умер он совсем недавно, в 1938 году, почти семидесятилетним стариком, работая до последнего дня. А что мы знаем о нем? Шесть строчек в Большой Советской Энциклопедии, причем даже даты строительства «Краба» там указаны не точно. Да еще в некоторых книжках по развитию подводного оружия он упоминается, вот и все.

Буранов вынул из кармана обкуренную, уже знакомую Шорохову трубочку, повертел ее в руках, снова спрятал.

— Скажите, мол, это пример полувековой давности? Хорошо, вот более свежий. Мы все, за исключением разве Ирины, современники его. Возьмите случай с партизанским отрядом Дубовика. Расскажите-ка об этом, Алексей Петрович!

— Собственно говоря, я ничего не знаю, — отозвался Рыбаков.

— Ну, как же! — воскликнул Александр Александрович. — В период оккупации здесь, в горах, был создан небольшой партизанский отряд. Возглавил его замечательный человек, бывший моряк, один из героев гражданской войны Иван Иванович Дубовик. Когда был создан объединенный штаб партизанских отрядов, Дубовику приказано было переправиться на Большую землю, и сделать это поручили Алексею Петровичу…

— Когда наш катер, — начал Рыбаков, — подошел к условленному месту, я на шлюпке с двумя матросами направился к берегу. Там есть небольшая бухточка, даже не бухточка, а так — крохотный заливчик. Вот и берег. Мы даем условный сигнал, получаем ответ и в ту же минуту видим вспышку, похожую на выстрел из пистолета. Почти мгновенно вслед за этим громыхнул взрыв. После этого мы несколько раз подавали сигналы, но ответа не получили. На следующую ночь обследовали берег — ничего, кроме опаленных взрывом скал. Что там случилось, куда делся Дубовик — неизвестно.

— А вот еще один случай, — снова заговорил Буранов. — Однажды при разборе захваченных у фашистов архивов я встретил запись о том, что небольшая самоходная баржа вышла в «Зет». Затем попались еще несколько документов об этом же. Выяснилось, что некоторые баржи грузились взрывчаткой. Потом нашли копию препроводиловки о том, что направляется в штаб Гиммлера отчет о какой-то лаборатории «Зет». Отчета найти не удалось. Возможно, лаборатория «Зет» и пункты назначения барж со взрывчаткой — одно и то же. Но где находилась эта лаборатория, чем она занималась — пока неизвестно.

— Неужели и узнать о ней ничего нельзя? — спросила Ирина.

— Пока — ничего, — развел руками Буранов.

Он, виновато взглянув на хозяйку, закурил-таки свою трубочку и, пустив клуб дыма к потолку, продолжал:

— Вот и о судьбе Федора Тарасовича Иванченко…

При этих словах Шорохов вздрогнул и пристально взглянул на капитана первого ранга.

— …ничего не смог узнать. Я многих из этого отряда знал, некоторые товарищи вспоминают огромного, почти саженного роста моряка. Но какова его судьба, что с ним случилось — неизвестно. Теперь я даже не знаю, что и сказать той девушке. Да не так девушку жаль, как ее мать — сильно она убивается о сыне…

— Оля тоже очень хочет выяснить все о судьбе брата. Она из-за этого и на практику приехала сюда, — вставил Виктор.

— Оля? Да, да, ее так зовут… Так, значит, вы познакомились с ней?

Познакомился! Да теперь он и минуты не может прожить без того, чтобы не подумать об Оле. С каким нетерпением он всегда ожидает встречи с ней, и когда находится около — кажется, ничего для него больше не существует. Да и без нее он старается все делать так, как будто она находится здесь же, рядом, наблюдает за каждым его движением. И, может быть, поэтому в последнее время все так спорится в руках Виктора.

А вчера… Вчера они, как обычно, встретились на набережной Приморского бульвара. Виктору так много хотелось сказать Оле, но от волнения он не мог подобрать слов. Оля стояла рядом и тоже молчала, а он все время мысленно повторял: «Сейчас скажу… Сейчас скажу!» — и продолжал молчать.

Внизу плескалось темное море, едва заметный ветерок овевал лица. Вдали неожиданно замигал огонек — корабль передавал на рейдовый пост сигналы. Это словно придало решимости Шорохову. Он повернулся к Оле, положил ей руки на плечи и прошептал едва слышно:

— Оля!.. Оля, я люблю тебя. Я больше не могу без тебя, не могу, чтобы не видеть тебя, твоих глаз, не слышать твоего голоса…