Легенда старого Чеколтана

— Нет, не случайно, — покачал головой Бондарук. — Рассказывают, что за эту бухту фашисты здорово держались, двое суток шли бои…

«Удивительно!.. — подумал Шорохов. — Какой смысл был здесь двое суток оборону держать?..»

Бухта пустынная, мрачная. Темные, с синеватым отливом скалы отвесно падают в такую же темную воду. «Караташ, — вспомнилось Шорохову ее название. — Черный Камень… Как верно!»

На севере стена скал разрывается узкой и глубокой тесниной, но на западе скалы несколько отступают, образуя неширокую полосу земли, покрытую каменными глыбами и заросшую редким кустарником. На ней, частично вгрызаясь в скалы, и строится обогатительный комбинат, а по ущелью прокладывается железная дорога. Вход в бухту узкий, сдавленный скалами; только катер да разве еще рыбацкий сейнер могут здесь пройти. Если бы не строительство…

— Вроде в бухте нет ничего, — словно в ответ на мысли лейтенанта задумчиво говорил Бондарук, — а вот, поди ж ты, только к концу вторых суток отряд морской пехоты ворвался сюда. Пленных захватить не удалось, оставшиеся в живых фашисты пытались уйти на катере, но он затонул от прямого попадания снаряда…

— И вот что странно, — после недолгого раздумья продолжал Бондарук, — по гребням скал бухта была окружена несколькими рядами колючей проволоки…

— Может, у фашистов что-нибудь здесь было? — спросил матрос Коваль.

— Сейчас можно предполагать что угодно, но достоверно ничего не известно. Мне хочется вон там побывать, видите, где скалы светлее, словно они обрушились от чего-то, от взрыва, например, — показал Бондарук в дальний угол бухты. — Ну, да ладно, об этом после, давайте-ка, пока солнце высоко, еще один участок проверим.

И только они начали обследование, как Коваль крикнул:

— Есть!..

— Значит, военный отдел школьного музея еще одним экспонатом пополнится, — шутливо сказал Колокольников и направился к Ковалю. Туда же пошел и Шорохов, но Бондарук остановил их:

— Не подходите!..

Он сам тщательно проверил указанное Ковалем место, затем отметил подозрительный участок и только после этого сказал:

— Круглый, я бы сказал, овальный металлический предмет. Может оказаться и крупнокалиберной миной, и снарядом…

— Откопать его надо и разрядить, — предложил Шорохов.

— Правильно, но как это сделать? Ведь там от времени все проржавело. Дотронешься — и взрыв!.. Уже поздно, идемте отдыхать, завтра утром решим. А вы, товарищ Колокольников, скажите охраннику, чтобы он сюда никого не пропускал, — распорядился Бондарук.

* * *

Морякам в общежитии строителей отвели отдельную комнату, в которой они поставили четыре кровати, сложили приборы, инструменты. После ужина матросы пошли играть в домино, старший техник-лейтенант — в красный уголок, куда его пригласили строители с просьбой рассказать о работе минеров, а Шорохов решил отдохнуть. Он прилег на кровать, но мысль его все время возвращалась к обнаруженному сегодня предмету. Что там такое: снаряд, мина или бомба? Как извлечь его?

— … Никакой в тебе политической сознательности нет, — послышался за окном голос Колокольникова, и Шорохов живо представил себе всегда улыбающееся лицо этого матроса с насмешливыми искорками в глазах. — Нет, чтобы послушать беседу, самому что-нибудь умное сказать, так — за баян и ходу…

— Ты же сам просил, чтобы я баян принес…

— А на что нам двоим баян? Мы и без него могли бы посидеть, поговорить. Вот если бы девчата пришли!..

— Играй пока. Кончится беседа — придут.

— Что же тебе сыграть? Ведь ты в музыке, мягко говоря, не особенно силен… Ладно, так и быть, слушай свою любимую, — и Колокольников заиграл украинскую народную песню. Нежная и немного грустная мелодия зазвучала в тишине ночи.

Чорнії брови, карії очі,
Темні, як нічка, ясні, як день, —

негромко запел Коваль. Ему стал вторить Колокольников.

Матросы пели, и как-то радостно, хорошо становилось на душе у Шорохова. Вот и последний аккорд, но песня, казалось, еще звучала. Колокольников снова заиграл какую-то очень знакомую мелодию, но Виктор не мог вспомнить, где и когда он ее слышал.

Неподалеку раздались голоса, смех.

— Ну, пошли… — сказал Колокольников, обрывая игру. — А то девчата здесь такой трамтарарам поднимут, хоть святых выноси. А людям отдыхать нужно…

Тихонько наигрывая, матросы ушли. Вскоре и голос баяна, и девичий смех замерли в отдалении. А сон все не шел. Шорохов повернулся на бок, затем лег навзничь, несколько раз поправлял подушку, но заснуть никак не мог: думы о завтрашнем дне не давали ему покоя.

«Но ведь я не один буду! — мелькнула мысль. — Бондарук умелый минер, да и Коваль с Колокольниковым опытные матросы… Вчетвером что-нибудь придумаем…»

Лейтенанту вспомнилась одобрительная и дружеская улыбка Рыбакова перед выходом в море, ночь на катере, и снова возникло ощущение невесомости, полета. Когда пришли Бондарук, Коваль и Колокольников, Виктор не слышал.

* * *