Легенда старого Чеколтана

Ровно гудит миноискатель, значит все спокойно, нет в земле никакого металла.

— Окоп нужно обследовать тщательнее, — негромко сказал Виктор сам себе.

Сделал несколько шагов по осыпавшемуся каменному бугру. Встал, осмотрелся. Хотел шагнуть дальше, да внимание его привлек какой-то странного вида темный предмет. Поднес к нему миноискатель — нет, не металлический.

Отложив прибор, Шорохов начал осторожно очищать предмет. Каково же было удивление лейтенанта, когда у него в руках очутился полуистлевший от времени обыкновенный матросский ботинок. Продолжая раскапывать, он нашел второй ботинок, затем несколько темно-желтых костей, а рядом обрывки черного сукна — остаток брюк.

«Моряк погиб», — решил Шорохов.

Каменистый грунт слежался за прошедшие годы, но кости были неглубоко, по-видимому, труп моряка присыпало взрывом: около самого окопа виднелась широкая воронка. Сначала лейтенант орудовал саперной лопаткой, но потом, боясь повредить скелет, отложил ее и взялся за нож.

Подошел Коваль и начал помогать.

— А моряк был, примерно, с меня, — сказал он, указывая на массивную берцовую кость.

— Да, хлопец крепкий… — согласился Шорохов, продолжая осторожно удалять грунт.

«Как он погиб? — думал лейтенант. — Разве сейчас угадаешь! Наверное, бежал, пытаясь вскочить во вражеский окоп, но был сражен пулей… Да, пожалуй, не одной — такого с одного выстрела не уложишь… А потом, пытаясь сдержать напор моряков, авиация противника бомбила отряд морской пехоты, и труп его был присыпан…»

Возможно, все это произошло не так, но Шорохову казалось правдоподобным это объяснение.

— Товарищ лейтенант, ремень! — воскликнул Коваль. — Может быть, мы и фамилию его сейчас узнаем — ремни всегда подписывались.

Но и ремень ничего не дал; он почернел, легко разламывался на кусочки, а медная бляха превратилась в зеленоватый комок окисла. Конечно же, если и была на ремне надпись, то она не сохранилась.

Затем Шорохов и Коваль откопали какой-то темный истлевший комок. По лежавшим рядом металлическим пряжкам определили, что это был вещевой мешок. Тщательно разбирая содержимое его, они обнаружили полусгнивший кусок сукна, красную звездочку и остатки флотской ленточки, на одном обрывке ее виднелся якорь, на другом — полустертая буква «Ч».

— Черноморец! — с гордостью произнес Коваль. — Ходил, наверное, в армейской пилотке, а с бескозыркой не расставался.

Тут же лежали книжка и блокнот, потемневшие от времени и сырости. Еле-еле раскрыв слипшиеся страницы книги, Шорохов прочитал:

«На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними в цветущей долине кучками лежат без сапог, в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный, тяжелый запах мертвого тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали смотреть…»

— «Севастопольские рассказы» Толстого, — сказал Шорохов, бережно кладя книгу. В блокноте же вообще ничего не удалось прочитать: на темно-желтых страницах виднелись бледно-серые следы букв, и Виктор положил его возле книги.

— Товарищ лейтенант, смотрите! — воскликнул Коваль.

В руках он держал «пищеблок» — так во время войны называли алюминиевые ложку, вилку и нож, склепанные вместе.

— На них никаких надписей нет? — спросил Шорохов.

— Что-то есть!..

Коваль и лейтенант тщательно очистили «пищеблок» от земли. На ручке, около скрепляющего штифта виднелись красивые буквы «F. N.», а на выпуклой стороне ложки хотя и грубовато, но искусно был выгравирован небольшой рисунок: матрос бьет под зад немецкого солдата. А чтобы еще не оставалось сомнений в содержании рисунка, под моряком стоит подпись «Иван», а под немецким солдатом — «Фриц».

Рисунок довольно выразителен, но, к сожалению, ничего не говорит о хозяине «пищеблока»: имя «Иван» так же, как и «Фриц», здесь скорее всего было символическим, а не собственным. Буквы «F. N.» могли обозначать инициалы прежнего владельца «пищеблока»: такие приборы, как правило, были трофейными.

Вот уже моряк почти полностью откопан, осталась только рука, при падении выброшенная вперед, и Шорохов продолжал осторожно удалять грунт. Показалась плечевая кость, затем локтевая, запястье… Но тут почва стала осыпаться, из-под тонкого слоя показалась связка гранат и едва заметно поползла вниз вместе с ручейком земли.

«Взорвется!» — мелькнула мысль, и Шорохов бросился на землю и скатился с холмика бруствера. Он полежал с минуту, уткнув лицо в пахнущую чем-то пряным траву, — взрыва не было. Тогда Шорохов поднял голову. Светило солнце, легкий ветерок с моря шевелил листву кустов, и — что особенно ясно бросилось в глаза — божья коровка мирно ползла по его указательному пальцу.