Приличный кусок стены уже выдолбил. Положил зубило и молоток в ящик и начал ломиком шатающийся камень выковыривать. Вдруг снаряд выскочил из гнезда и бух в ящик прямо на зубило, аж искры полетели. Я так и замер. Прижался к стене и дохнуть не могу. Потом, когда стал этот снаряд грузить в кузов автомашины, — чувствую, дрожат у меня ноги в коленях. Крепко я тогда испугался… Страшно не только тогда, когда первый раз сталкиваешься с опасностью. Вот и сейчас перед началом работы всегда немножко жутко. Малейшее неверное движение, ошибка, и уже больше ошибаться не придется. За работой, конечно, страх проходит…
— Все в порядке! — доложил матрос Колокольников.
— Ложись! — приказал Бондарук.
Несколько минут напряженной тишины, и вот уже тяжелый грохот сдавил уши, воздушная волна сначала немного приподняла, а затем придавила к земле, сверху посыпался град камней и песка. Взрыв был так силен, что Шорохов несколько секунд лежал, ничего не соображая, а когда поднял голову, то увидел, что все кругом скрыто густой завесой пыли и дыма. В нос ударил резкий запах тротила.
Рядом раздался стон.
— Что случилось? — спросил Бондарук.
— Что-то по ноге ударило, — слабым голосом ответил Колокольников. Даже здесь он не мог обойтись без шутки: — На бедного Дамира все камни сыплются…
Сквозь разорванную штанину брюк видна широкая кровоточащая рана — рядом лежал увесистый камень.
— Да он же ранен! — и Коваль, подхватив на руки своего товарища, бегом помчался к стройке, в медпункт.
— Что произошло? — спросил Шорохов, выплевывая изо рта пыль.
— Наказывать за такие вещи надо!..
Шорохов непонимающе взглянул на Бондарука.
— Нужно было проверить, нет ли вблизи взрывоопасных предметов. Мы этого не сделали, и там что-то сдетонировало…
— А как проверить? Кругом чисто, а на окопе — связка гранат…
Бондарук промолчал.
Офицеры подошли к окопу. На его месте зияла большая воронка, валялось несколько неразорвавшихся мин, исковерканный ствол миномета. Разрушенным оказался и памятник погибшему моряку Н. Соколову.
— Смотрите, что это такое? — поднял с земли Шорохов какой-то механизм.
Бондарук взял его в руки, внимательно осмотрел шестеренки, позеленевший моток тонкой проволоки на стержне.
— Обыкновенный индукционный взрыватель, — сказал, наконец, он. — Крутнешь ручку, ток пойдет по проводам, где-то воспламенится запал и — взрыв. Только что же они здесь подорвали? Или только хотели подорвать? — недоуменно пожал плечами Бондарук.
— Какие-то провода, — сказал Шорохов, беря в руки концы проводников и таща их к себе.
— Что вы делаете? — воскликнул Бондарук. — Неужели этот взрыв вас ничему не научил? Мы же не в учебном кабинете, а на месте бывших боев. Вы представляете, что может быть на том конце их!
Шорохов покраснел и выпустил из рук провода.
…Грунт сильно уплотнился взрывом, провода уходили куда-то в глубину. Осторожно, буквально миллиметр за миллиметром откапывали их офицеры. Спустя часа полтора после начала работы на дне довольно глубокой ямы показались черные полоски множества новых проводников, и когда все это откопали, оказалась внушительная катушка провода. Два конца этой катушки выходили опять на поверхность земли и обрывались.
— Еще одна загадка, — задумчиво сказал Бондарук и продолжал, словно рассуждая сам с собой: — Если один конец этой пары проводов был прикреплен к взрывателю, а другой к запалу, то… Намотанные на катушку провода представляют собой огромное индуктивное сопротивление, ток через них не пройдет…
— Значит? — спросил Шорохов.
— Значит, заряд остался не взорванным, если только он, конечно, был…
Бондарук ушел к начальнику строительства, Коваль — в санпункт проведать своего друга, а Виктор вот уже второй час сидит над записной книжкой, с трудом разделяя слипшиеся страницы и пытаясь хоть что-нибудь прочесть. Но на коричневых, хрупких от времени и сырости листочках бумаги виднеются лишь блеклые, расплывчатые следы букв. От усталости даже глаза стали слезиться.
Шорохов положил записную книжку на покоробившийся томик «Севастопольских рассказов» Льва Толстого, встал, несколько раз прошелся по комнате.
«Да, так и останется неизвестным, кто же этот моряк… А что, если я о находке напишу Буранову? Ведь он просил сообщать о таких случаях. Напишу!..»
Виктор взял несколько листов бумаги, сел к столу и начал описывать все, что с ним случилось за эти дни.
«Ничего особенного у нас не произошло — обычная черновая работа. Может быть, об этом даже и писать не стоило… Единственное, что мне хочется — узнать что-либо о найденном нами моряке. И хорошо бы прочитать его записную книжку. Но это, кажется, невозможно…» — написал в конце Шорохов.