Легенда старого Чеколтана

В палате, где лежал Рыбаков, они увидели только что приехавшего заместителя начальника политотдела части капитана второго ранга Крестича и начальника строительства.

— Да у вас тут как в прифронтовой полосе, — сказал Крестич, здороваясь.

Действительно, поселок строителей выглядел по фронтовому: во многих окнах стекла выбиты, а те, что остались, заклеены крест-накрест бумажными полосами.

— Так ведь мы и в самом деле как на передовой, даже живем в палатках, — отозвался мичман Довбыш.

— Точно, Иван Матвеевич. Командир части назвал вас фронтовиками. Ну, и приказано вам: в самый кратчайший срок закончить обследование бухты. Старшим группы назначен старший техник-лейтенант Бондарук.

Рыбаков удивленно взглянул на Крестича.

— А вам, — повернулся к нему капитан второго ранга, — предложено выехать в город, в госпиталь.

— Нет уж, разрешите мне здесь остаться. Если сам ничего делать не смогу, так хоть посоветую. А уход за мной здесь отличный.

— Хорошо, я доложу командованию. Теперь о строителях. Пока все обходилось благополучно, но может быть всякое. Я предлагаю, как только будет обнаружена мина, людей уводить в укрытие.

— Мы их будем вывозить на ремонт шоссе, — заверил начальник строительства. — Все равно когда-то это делать надо.

Составив план работы на следующий день, люди стали расходиться. Крестича начальник строительства пригласил переночевать к себе, мичман и Обуховский направились к палаткам, около которых весело полыхало пламя костра, за ними направился было и Шорохов, да Бондарук остановил его:

— Ты чем решил заняться?

— Думал уговорить мичмана рассказать, что он знает о минзаге «Краб». Интереснейший корабль, и судьба у него необычная.

— Ну, сегодня это вряд ли удастся, — взглянул Бондарук на светящийся циферблат часов. — Время к отбою, а мичман такой — его хоть в ад, хоть в рай помести, он и там заставит всех по расписанию спать ложиться… Пойдем-ка со мной в красный уголок.

— Так он же закрыт, — взглянул Шорохов на темные окна.

— Я выпросил ключ. Работаю там в свободное время.

На длинном, покрытом красной скатертью столе Бондарук раскатал чертежи, придавив углы листов, чтобы они не сворачивались, книжками, шахматной доской, поломанным пресс-папье — всем, что попалось под руку.

— Вот это мой прибор… Ты разбираешься в электронике?

— Не особенно силен. В пределах училищного курса.

— Дело вот в чем. Прибор нужен сегодня, сейчас, ты сам это понимаешь. А один я еще на год, а то и больше растяну. Помоги мне!..

— В общем-то заманчиво. Но будет ли от меня толк?

— Желание есть?

— Желание есть!

— Значит, и толк будет.

— Знаний-то у меня…

— Придется подтянуться. Берись, учебники есть. Начни вот хотя бы с этого… Ну и еще… — Бондарук смущенно улыбнулся, попытался пригладить свои взъерошенные волосы. — В случае чего… Не бросай это, — он положил искалеченную кисть руки на чертеж, — доведи до конца…

— Да ну, что ты, Василий Николаевич!

— Ты же знаешь, какая у нас специальность… Обещай мне…

Виктор взглянул на серьезное и немного печальное лицо Бондарука. Сказал негромко:

— Обещаю! Но…

— А теперь смотри, — перебил его старший техник-лейтенант, склоняясь над чертежами.

…И долго, далеко за полночь сквозь освещенные окна красного уголка были видны две головы, склонившиеся над чертежами. На одной белокурые волосы растрепаны, другая — черноволосая. Прическа аккуратная, назад и чуть набок, и лишь на самой макушке торчит задорный хохолок.

* * *

С рассветом бот вышел на середину бухты, к буйкам, которыми отмечалась обследованная часть. На борту вместе со всеми был и заместитель начальника политотдела капитан второго ранга Крестич.

Водолазы спустились под воду, капитан-лейтенант Обуховский сел на связь, а Бондарук встал рядом с Крестичем.

— Не бухта, а настоящий кроссворд, — начал рассказывать он. — Для чего немцы заминировали ее? Ведь знали же, что сюда крупные суда зайти не могут, а катера и рыбацкие сейнеры на них не подорвутся, магнитное поле у них слабое.

— От гула моторов катера акустический прибор может сработать, — вмешался в разговор Обуховский.

— Все равно, — поставили бы одну, ну, две мины. Для такой бухточки за глаза хватит.

— Их пока только три…

— Еще будут! — убедительно сказал Бондарук.

— Руды здесь… Сейчас они имеют особую ценность. Возможно, хотели закрыть доступ к ним? — предположил Обуховский.

— Вряд ли, — с сомнением покачал головой Крестич. — К поселку целесообразнее подвести дорогу по суше, — этого они не могли не понимать.

— Вот я и говорю, какая-то загадка здесь есть, — уверенно сказал Бондарук.

— Разгадаем! — заверил Довбыш.

— А может быть, и разгадывать нечего, — предположил Обуховский. — Ведь они уничтожали все, что можно уничтожить, минировали все, что можно заминировать. Недаром же сложена пословица: «Убийство, воровство — фашистское ремесло». Да и мин, пожалуй, здесь нет — вон какой клочок остался…

Действительно, большая часть бухты, примерно две трети ее, была обследована. Оставался самый дальний, стиснутый громадами скал угол.