— Ну пусть будет коком, — согласился Довбыш. — Но меня просто кухаренком звали. Помню первый день! — и Иван Матвеевич широко улыбнулся и покачал головой. — Тогда на Арбузной пристани, — так называли рыбацкие причалы, расположенные между портом и заводом, — вместо столовой было десятка полтора летних кухонек — открытых печек, на них рыбаки обед готовили. Поставил меня шкипер до одной такой печки.
— Вари, — говорит.
Я растопил печку, начистил картошки, в общем сделал все как положено, стою, жду, когда закипать начнет. А неподалеку еще несколько пацанов, чуток постарше, тоже обед готовили. Вот один из них подзывает меня.
— Новичок? — спрашивает.
— Новичок…
— Варить умеешь?
— Учила мама…
— А у меня вот что-то не получается. Пересаливаю, да и только. Ну-ка, попробуй, как сейчас…
Он не спеша нашел чумичку, вытер ее, открыл казанок, зачерпнул супу. Попробовал я.
— Хорошо, — говорю.
— А ну-ка, со дна, — и снова зачерпывает, а сам все мимо меня куда-то поглядывает.
Попробовал я и со дна, похвалил.
— Ну, иди, — говорит, — спасибо.
Направился я к своему казанку, а тут и шкипер подходит.
— Как обед? — спрашивает.
— Варится…
— Дай-ка попробую.
— Да он еще не кипел…
— Ничего, посмотрю, что там у тебя.
Открыл он казанок, а там лежит огромная, наверное, пятнадцатый номер, замызганная рваная галоша.
Коваль и Колокольников от души рассмеялись.
— Подсунули хлопцы галошу в казанок, пока я пробовал у соседа — посолен ли суп… Пришлось снова обед варить, да еще чумичкой по лбу заработал. Но это ничего — шутка. А вот в море приходилось похуже, особенно когда шторм налетит или когда брызги на бортах льдом застывают… Два года я рыбачил, а потом товарищ моего отца на завод меня устроил. Мальчиком. В тот же цех, где и отец работал. Разогревал и подавал заклепки. А когда шестнадцать исполнилось, мне, попросту говоря, повезло. Я плавал и особенно нырял хорошо. Ну, и увидел меня начальник цеха плавсредств, как я под крейсер поднырнул — с одного борта вошел, с другого — вышел. Перевел меня к себе. Сначала я водолазам помогал, потом сам стал под воду спускаться… После забастовки меня, да не только меня, рассчитали с завода. А тут мобилизация. Зачислили во флот водолазом. Вот с тех пор и служу…
Мичман замолчал, и теперь уже, как видно, надолго. Колокольников попытался было его снова расшевелить, спросил:
— Наверное, интересных случаев вы много знаете!
Да мичман ответил односложно:
— Всякое бывало…
Через минуту поднял глаза на матросов.
— Так хотите учиться? Я что ж, я не против… Только ведь не от меня это зависит, нужно капитан-лейтенанта спросить.
Неожиданно Иван Матвеевич Довбыш принял самое живое участие в судьбе Коваля и Колокольникова, даже сам повел их в поликлинику строителей.
Вечному неудачнику Колокольникову и тут не повезло — оказалось, что у него что-то не в порядке с правым ухом. Казалось, мичмана это больше огорчило, чем самого Колокольникова.
— Под воду, сынок, только здоровым можно, — утешал он матроса своим хрипловатым баском. — Вот товарищ старший матрос, — кивнул он на Коваля, — потренируется немного и пойдет. Ведь водолаз — это такая профессия… Другой такой и на свете нету…
Пришлось Колокольникову исполнять обязанности кока. Первый обед он сварил такой, что Довбыш, попробовав, долго крутил головой.
— За такое варево мне в детстве чумичкой по лбу попадало… — наконец сказал он.
А Обуховский посоветовал:
— Вы сходите в столовую к строителям, посмотрите, как там готовят…
Так и пришлось в тот день всем довольствоваться сухим пайком.
После нескольких дней учебы Обуховский разрешил идти под воду и Ковалю, и Шорохову.
На этот раз перед спуском мичман проверил снаряжение на Ковале особенно тщательно, сам попробовал, хорошо ли завернут иллюминатор.
— Добро!.. — наконец сказал он.
— Разрешите под воду?
— Идите!..
Послышался шлепок ладони по медному шлему, затем забулькала вода.
И вот бывает же такое — не успел Коваль пройти и двух десятков шагов, как наткнулся на мину. Она отличалась от той, что разоружил Рыбаков: была значительно толще, короче и в хвостовой части имела стабилизатор, как у авиабомбы.
— Мы с Алексеем Петровичем и такие в порядок приводили! — сказал Довбыш, выслушав доклад водолаза. — Разрешите, я спущусь, заарканю ее, — попросил он старшего лейтенанта Обуховского.
— Не разрешаю. Сначала нужно посоветоваться с капитаном третьего ранга.
— Да разве ж я!…
— Не разрешаю! — повторил Обуховский.
…На этот раз врач проводила моряков к Рыбакову. Он лежал на кровати, читал книгу и делал на листе бумаги пометки карандашом. После операции он почти не изменился, только побледнел да вокруг запавших глаз появились темные круги.