Легенда старого Чеколтана

Бондарук смотрел, поддакивал, но мысли его были далеко. Он пытался заставить себя думать о мине, которую ему предстояло разоружить, но почему-то вспоминалось детство, работа в лаборатории люминофоров, и, уже совсем некстати, встало в памяти лицо Ларисы. Сейчас он спокойно вспоминал о ней, горечь обиды прошла, но ему вдруг стало жаль, до боли жаль своего чувства, прожитых с нею лет. Ведь ничего, буквально ничего не связывало их — разные вкусы, разные интересы, разные взгляды на жизнь.

— Надо было бы раньше все кончить… — не замечая, что говорит вслух, подумал он.

— Что — раньше? — переспросил Рыбаков.

— Да так, это я о своем… — смущенно ответил Бондарук и усилием воли отогнал воспоминания.

— Учтите, если даже вам и знакомо все в этой мине, прежде чем что-либо сделать, осмотритесь хорошенько, подумайте, к чему это приведет, — говорил Рыбаков. — Мне много приходилось читать о том, что немцы, дескать, поступают по шаблонам. Может быть, это в какой-то мере и верно, но насчет ловушек, разного рода «сюрпризов» они очень изобретательны. Знаете пословицу: «Ставь врага не ягненком, а волком»? Так вот, всегда думайте, что эту мину сконструировал очень хитрый и умный человек, и старайтесь быть умнее и хитрее его.

Помолчали.

— Ну, действуй. Скажу тебе на прощанье поговорку моего друга Сан Саныча Буранова: «Не то важно, что важно, а то важно, что неважно…»

…Все готово. Шорохов поудобнее прилаживает на голове телефоны, раскрывает журнал, чтобы записать каждое слово своего друга. Рядом с ним лежат капитан второго ранга Крестич и мичман Довбыш. Довбыша старший лейтенант Обуховский попытался оставить на водолазном боте, но мичман отмахнулся:

— Разве я могу чем-нибудь заняться, когда эта гадина тут лежит!

Бондарук знал, что через минуту он останется один на один с миной, знал, что ни капитан второго ранга, ни мичман, ни Виктор ничем не смогут ему помочь, но все-таки приятно чувствовать: вот они рядом, внимательно следят за каждым движением, за каждым словом, за каждым вздохом его.

Бондарук вышел из укрытия, вскочил на обломок скалы и невольно остановился — день был такой удивительно ясный, молодой; море, скалы, даже всегда мрачная бухта искрилась под солнечными лучами, и от этого простора, света хотелось петь или сделать что-то хорошее, радостное. Но неподалеку лежало черное тело мины — остаток войны, таящий в себе смерть. Бондарук вздохнул и направился к ней.

— Приступаю к разоружению, — донесся до Шорохова голос Бондарука, чистый и по-детски звонкий. — Вскрываю среднюю горловину.

Затем послышалось тяжелое дыхание, скрип… Отдана горловина. Бондарук начинает разоружать мину. Шорохов тщательно записывает каждое сказанное им слово, помечая в скобках — «тяжело дышит», «свистит», «замолчал». Вдруг раздался удивленно-испуганный возглас Бондарука:

— Здесь!.. — и сразу же огромной силы взрыв смял повисшую над бухтой тишину, придавил людей к земле.

Шорохов вскочил первым, но еще долго из-за дыма, песка, пыли ничего не было видно.

* * *

Давно Александр Александрович Буранов не был в этом несколько мрачноватом на вид здании, стоящем в тихом переулке. Скользнул взглядом по вывеске: «Управление КГБ». Совсем недавно никакой вывески не было, да все равно каждый знал, что здесь помещается.

Представился дежурному, тот доложил начальнику, и вот Буранов с пропуском в руках стал подниматься на второй этаж.

Полковник Леонид Константинович Земляков уже ждал его. Вышел из-за стола, крепко пожал руку.

— Редко, редко что-то стал нас навещать!

— Да я сейчас вроде бы не у дел, — улыбнулся Буранов. — Отставник. Так сказать, отставлен от службы и обязанностей…

— Ну, это ты брось! Надеюсь, ты не из тех, что с утра до ночи на набережной с удочками сидят?

— Признаться, люблю на поплавок посмотреть, но — некогда…

— Что-нибудь серьезное? — уже деловым тоном спросил Земляков.

— Да нет… Все то же.

— «Зет»?

— «Зет»…

— Да-а…

Земляков забарабанил пальцами по столу, потом нажал кнопку звонка, попросил принести дело.

— Не густо, — заметил Буранов, кивнув на тоненькую папочку.

— Мало сказать — не густо, почти совсем ничего нет, — и Земляков раскрыл папку. — Ну, это ты знаешь, — подал он Буранову лист бумаги.

— Да, читал. Вот если бы не эту препроводиловку, а сам отчет найти!..

— Нет и не предвидится… Ну, и вот еще, — подал он другой лист.

Сверху машинописного текста на немецком языке был сделан перевод красными чернилами. Обыкновенный наряд на перегрузку взрывчатки с одной баржи на другую, так как у первой осадка оказалась глубже.

— Та-ак!

— Ну, а это предположительно.

На плотном листе — фотография темного кусочка бумаги. Видны обрывки слов. Перевод приблизительный, после каждого слова знак вопроса. Смысл: отправлено столько-то тонн какого-то вещества, нужны люди, убыль… Чего убыль — неизвестно.

— Лаборатория была в бухте Караташ! — сказал Буранов.

— В бухте Караташ?! — переспросил Земляков. — Там сегодня несчастье произошло…

— Что такое?

— При разоружении мины погиб старший техник-лейтенант Василий Николаевич Бондарук…