Легенда старого Чеколтана

— Нет… Давно это было, несколько лет назад… Вот если бы услышать… Может быть, узнала бы…

Александр Александрович молча достал из кармана пакет, вытащил один из снимков, начал читать:

Тихо шепчет волна говорливая,
Гладит ласково берег прибой.
Мне хотелось бы снова, любимая,
Провести этот вечер с тобой…

Оля напряженно слушала, но взгляд ее оставался безучастным.

Опустившись на камни прибрежные,
Быть с тобою, о прошлом забыть.
Слышать снова слова твои нежные
И тебе о любви говорить…

— Не оно?

Оля отрицательно покачала головой.

— Нет… Там было что-то о цветах… Подождите, подождите… Кажется, вспомнила одну строчку: «Счастья нет, когда далеко ты…» Точно. Любовь Васильевна тогда несколько раз ее повторила.

Буранов вытащил из пачки другой снимок, положил перед собой.

Синь сирени, огненность тюльпанов,
Желтизна куриной слепоты…
У реки я утром, рано-рано
Собирал весенние цветы… —

негромко читал Александр Александрович.

При первых же словах Оля побледнела, сжала ладонями щеки и смотрела на Буранова как-то по-особому заблестевшими глазами.

— Читайте дальше! — глухим голосом попросила она, когда Александр Александрович остановился.

Тихо, только волны жмутся к мели,
Лижут кромку белого песка.
Я ищу по старому поверью
Счастья в пятилучных лепестках…

— Читайте, пожалуйста!..

Весь букет пятерками пестреет, —
Счастье обещают мне цветы.
Только верить в это я не смею, —
Счастья нет, когда далеко ты, —

негромко, отделяя каждое слово, закончил Буранов.

— Как они к вам попали? — чуть слышно прерывистым голосом спросила Оля.

— Нашелся ваш брат.

— Где он? Что с ним?

— Он погиб. Погиб в бою как герой…

— Где, когда?

Лицо Оли еще больше побледнело, глаза расширились. Александр Александрович невольно потянулся за стаканом, чтобы налить воды.

— Не надо… Говорите!..

— Погиб он в бухте Караташ, — и Буранов подробно рассказал, как все произошло.

— Виктор Шорохов переслал мне записную книжку, мы ее прочитали, ну, и, как видите, удалось выяснить, кто этот неизвестный погибший моряк. Останки его похоронены там же, у моря, на высокой скале.

Ольге было и больно и радостно. С новой силой нахлынула притупившаяся боль о пропавшем брате, но теперь уже кончилась гнетущая неизвестность. Федор найден. Он погиб, его нет. Однако известна его могила, на ней стоит памятник. И все это сделал Виктор, ее Виктор, ее…

И Оле так захотелось увидеть и эту бухту с незнакомым, не по-русски звучащим названием, на берегах которой погиб ее брат, и памятник на могиле, и Виктора. Поговорить с ним, поделиться всем, что накопилось на сердце.

— Можно туда съездить?

Буранов подумал, прикинул в уме, когда примерно будет закончено обследование бухты, и ответил:

— Можно. Туда ходит автобус. Дня через три-четыре съездим. Я зайду за вами. Хорошо?

— Хорошо!..

* * *

…На море опускалась ночь. Потемнела вода в бухте, стали расплываться и пропали во мраке скалы. Потухла полоска заката за вершинами гор, зажглись первые звезды. Их становилось больше и больше, и вскоре все небо заискрилось холодным сверкающим светом. Тишина такая стояла вокруг, что в ушах тихонько позванивало и казалось, это звезды шепчутся с морем.

В поселке строителей горели редкие фонари, — они не рассеивали темноты; неподалеку, около палаток, трепетало пламя костра, там собрались моряки. Это уже стало традицией — после рабочего дня собираться у костра. Ярко горят просмоленные обломки, подобранные матросами на берегу, огонь от них голубовато-желтый, словно знойное марево южных морей, казалось, пронизан был отблеском неведомых созвездий. И невольно моряки начинают вспоминать о прошлом, а у кого из них в прошлом не было приключений?

Они и на этот раз расшевелили-таки Ивана Матвеевича Довбыша. И тот неторопливо, словно для себя, вспоминал события, отделенные иногда многими годами, но оставшиеся для него яркими навсегда.

Шорохов любил слушать мичмана, но сегодня он лежал, подперев голову руками, на нагретой солнцем скале в стороне от всех. Вот так же несколько дней назад ночные тени окутывали бухту, блестели звезды в темной воде, розовели вершины скал под лучами заходящего солнца. Все было так же, но тогда рядом с ним сидел Бондарук. Говорили, мечтали о будущем. Вспомнились — словно наяву послышались — слова, сказанные им: «Проживу первую сотню лет и, если не все сделал, что мог, — начну вторую…»