Еще утром его друзья были здоровыми молодыми парнями, которым все нипочем.
Проныра отпускал свои шуточки, Галл улыбался каким-то собственным мыслям. А
теперь... Не будет больше ни этих шуток, ни этой улыбки. От лица Проныры
мало что осталось. Меч какого-то варвара потрудился на славу. Единственный
уцелевший глаз пуст и бессмыслен - душа покинула тело. Галл лежал рядом. Он
был еще жив, хотя по виду не скажешь. Не стоило бы класть его рядом с
мертвым, но другого выхода не было. Монахини заботливо уложили его, стараясь
не беспокоить раненого, Сальвий сам вызвался вести в поводу лошадь. Зенобия
сидела рядом с ним, то и дело тревожно вглядывалась в его лицо, поправляла
ложе.
- Судьба его в руках Господа, - сказал Феликс. - Доверься Зенобии. Если
можно его спасти, она это сделает. Жизнь свою она посвятила служению Богу и
делу врачевания. Заботиться о больных, облегчать их страдания - ее
призвание. Доверься Зенобии, и он будет жить. Если есть на то воля Господня.
Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, он думал о Ливии. Она ехала в
каких-нибудь десяти шагах от него, но с тем же успехом могла бы находиться
за сотню миль - таким отрешенным и задумчивым было ее лицо. О чем она
думала? Какие слова шептали ее губы? Фульциний хотел бы узнать это. Хотел,
но не мог. Что-то его останавливало, не давало просто тронуть поводья,
подъехать к ней и заговорить. Почему? Кто знает! Таких чувств он не
испытывал еще никогда. Он боялся нарушить ее одиночество, боялся помешать ее
мыслям. И еще - из головы не шел короткий разговор с Феликсом во дворе
обители, сразу после того, как Квинт Сестий оставил в покое Алу с его
людьми. А ведь началось все с такого невинного вопроса...
- Послушай, жрец, ты, кажется, знал Ливию раньше?
Феликс обернулся и пристально посмотрел на него. Ответил он не сразу.
- Да, знал. Я дружен с ее семьей. Последний раз я видел ее еще маленькой
девочкой, поэтому и не узнал сразу. Но, сын мой, я вижу, ты ею
заинтересовался?
- А если и так, что с того? И когда я успел стать твоим сыном?
- Вся паства - дети мои во Христе... Но вот что скажу я тебе, Марк
Фульциний, римский солдат. Ливия - дочь древнего и благородного
патрицианского рода. Ее отец - городской префект, дядя - римский сенатор и
добрый христианин. Ее семья влиятельна и богата, состоит в родстве с самыми
могущественными людьми Рима.
- Хочешь сказать, что она не для меня?
Феликс вновь помолчал, потом как бы нехотя ответил:
- Да, Марк. Именно это я и хочу сказать.
- Да иди ты знаешь куда, жрец!
Он хотел подойти к ней, заговорить, но вся решимость как-то растаяла. Так
и смотрел, как она сидела одна среди окружающей суеты и бегающих мимо
солдат, погруженная в свои мысли. Смотрел, как она говорила о чем-то с
Феликсом, который теперь не отходил от нее ни на шаг. Смотрел, но так и не
смог подойти. А может, и ни к чему - Ливия совершенно не обращала на него
внимания. Впрочем, она ни на кого внимания не обращала. Даже Феликсу
отвечала односложно, а то и вообще отмалчивалась. Потом, когда из дома
вынесли Галла, он позабыл о ней и в суматохе отъезда тоже не вспоминал. А
теперь, когда Карсулы остались позади и перед ними лежат десять миль пути до
римского лагеря, он не мог не думать о ней.
Сейчас он готов был заговорить с ней, - хотя бы для того, чтобы отвлечься
от страшного видения мертвых лиц друзей. Но было поздно, Феликс, словно
Цербер, всегда рядом. "Что там придумал себе старикан?! Проклятие!" Марк с
ненавистью посмотрел на жреца. "Юпитер Всемогущий! Если есть тебе до людей
хоть какое-то дело", - подумал он, - "Сделай так, чтобы этот жрец отвлекся
хоть на минуту!"
Старая Фламиниева дорога, многое повидавшая на своем веку, неторопливо
вела их на юг, обратно к лагерю Красса.
Летние сумерки мягко окутали Палатинский дворец, но личные покои
императора освещались ровным светом лампад и жаровен. Богато накрытый стол
мог бы приветить не меньше пяти-шести гостей с хорошим аппетитом - еще
недавно неслыханная роскошь! - однако за столом возлежали лишь двое. Мессий
Север недоумевал, почему император пригласил его одного, да еще велел
накрыть стол в собственных покоях, предпочтя их пиршественной зале, Антемий
же не спешил разрешить его сомнения. Император полулежал за столом и
задумчиво крошил мягкий белый хлеб. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль.
Префект Рима чувствовал себя неуютно, изысканные яства и вина манили его,
но он не решался начать трапезу первым. 'А ведь, судя по разговорам, друг
мой Антемий с самого утра не в себе', - неожиданно вспомнил префект. 'Что же
его гложет? Зачем он позвал меня? Так вот мы с ним давно уже не сидели'.
- Как там идет набор в легионы? - неожиданно спросил император.
- На удивление неплохо. Патрицианская молодежь охотно записывается. Пример
Венанция оказался заразительным. Поверишь ли, теперь считается модным
'воевать за Отечество', - Мессий усмехнулся. - Юный Гай Цейоний щеголял
сегодня в лорике и алом плаще, пленяя девушек и матрон. А потом скрывался от
отца, который грозился 'выбить из него дурь'. Не знаю, что за солдаты выйдут
из этих гуляк и франтов, привыкших жить на отцовские денежки... Впрочем, в