Легкая поступь железного века

- Присаживайтесь, Александр Алексеевич, - сказал он так любезно, словно дело происходило в светской гостиной, а не в кабинете Тайной канцелярии. Александр молча сел на указанный ему стул. От Ушакова, конечно, не укрылось его страшное напряжение, хотя и старательно Александром скрываемое за внешней непринужденностью. Не укрылся и немой вопрос - «в чем дело?» - в воспаленных от недосыпанья глазах: в тюрьме спалось не очень сладко. В ответ Андрей Иванович вновь мило улыбнулся. Чуть поодаль сидел Шешковский – тише воды, ниже травы. Больше никого в кабинете не было.

- Прошу прощения, сударь, - сказал Ушаков, - за некоторые... хм… неприятности, которые мы были вынуждены вам доставить. Надеюсь, что сейчас мы разрешим кой-какие недоумения, и вы, вполне возможно, будете свободны.

Александр в свою очередь любезно улыбнулся на это «вполне возможно», но ничего не ответил. Он ждал. Ушаков решил, что затягивать молчание смысла нет.

- Александр Алексеевич, - продолжил он таким тоном, словно был давним добрым знакомым Александра. – Ведь не пустяшный разговор у нас с вами, да... Дело о покушении на жизнь Ее Императорского Величества – не шуточки! Слава Богу, виновные повинились и наказаны. Но дело сие, скажу я вам, столь запутанное, что до сих пор работы остается непочатый край. Так уж прямо и хочется попросить: ну уж пожалейте вы нас, убогих, господа подозреваемые!

В ответ на эту неожиданную издевку Александр усмехнулся. «Ничего, - довольно подумал генерал, - скоро посмиренней глядеть станешь!»

- Поэтому прошу вас не тянуть с ответами на предлагаемые вопросы, - закончил он. – Так, - имя, звание...

Шешковский, вновь заменивший на сегодняшний день секретаря, - ввиду совершенной тайности взятого на себя самовольно Ушаковым дела, старательно записывал ответы Вельяминова на первые формальные вопросы.

- Так, - сказал генерал, когда с этим было покончено. – А теперь не угодно ли вам будет объяснить, Александр Алексеевич, какое касательство имел родной дядя ваш, полковник Василий Вельяминов к государевой преступнице Наталье Лопухиной?

- Никакого.

- Будто бы? Однако ж его довольно часто видели в кругу Натальи Федоровны.

- У нее многие бывали.

- Да, но откровенностью ее пользовались немногие. Господин Фалькенберг, вам близко знакомый...

- Простите, ваше превосходительство, - прервал Александр бегло текущую речь Ушакова, - я не имею чести знать господина Фалькенберга.

Андрей Иванович неприязненно поморщился, - конечно же, Фалькенберг был упомянут им вот так, вскользь, недаром, но он не ждал, что Вельминов осмелиться перебить его на полуслове. «Отметает всякий намек на знакомство с немцем, - подумал Андрей Иванович, - однако ж слишком поспешливо... Продолжим».

- Прошу дослушать, будьте любезны. Так вот, господин Фалькенберг, как и многие другие общие знакомцы Лопухиной и дяди вашего, подтверждает, что в обществе сей особы не раз слышал крамольные речи от господина Вельяминова. Так откуда же такая нелюбовь к священной Царской особе? Александр Алексеевич, вы, находясь на своей должности, кажется, должны были бы построже наблюдать за вашими сродниками. Или же... может быть, ваше особое положение и послужило причиной некоего соблазна?

Яснее выразиться было нельзя. Генерал смотрел теперь Александру прямо в глаза, и взгляд его уговаривал: «Произнеси одно имя! Мне пока что его произносить не с руки. Только имя и подпись под именем, - и ты свободен. И не просто свободен: мы отныне – друзья».

- Я не понимаю, ваше превосходительство, что вам угодно от меня, и чем могу я помочь в деле, к которому не имею не малейшего касательства.

- Советую понять, - промурлыкал Ушаков. – Может быть сейчас вы просто несколько растеряны? У вас будет достаточно времени для раздумий. Подпишите.

Ушаков взял у Степана допросные листы и протянул их Александру. Тот подписал после того, как пробежал их глазами.

Когда Саша вновь водворен был в камеру, она показалась ему еще мрачнее прежнего. «Я погиб! – думал Александр. – Он решил потрясти меня насчет вице-канцлера, копает под Бестужева! Просто так я не отделаюсь...»