Вот это я называю: все связано со всем. И Гегель здесь не при чем, как не при чем и Христос Иисус из Назарета (тот самый, Га-Ноцри). Просто в мире все связано. Я неосторожно задел за живое Люську 13, дурру, – через пять лет аукнулось. А вот приветы из прошлого 26-летней давности.
– Откуда тебе известно про тюльпаны?
– Иван Дмитриевич сосчитал их. Мы же с ним переписывались до самой его смерти. Он целое письмо описывал твои тюльпаны. Оказывается, такие крупные росли в горах только в одном месте, высоко, на солнечной стороне. Иван Дмитриевич очень хорошо знал горы, он там все облазил. Особенно любил это место. Если б ты знал, как я плакала! – хохотала Кристина. – Меня целый год держали за руку, чтобы я не убежала. Сейчас у меня магазин цветов, и самые лучшие тюльпаны у меня. Лучше голландских. Это все знают. А еще…
А еще Кристина рассказала мне невероятную историю о том, что она побывала в гостях у фрау Геринг. Нет, конечно, почтенная фрау не имела никакого отношения к одному из фюреров. Она имела отношение к нашему Ивану Дмитриевичу. Собственно, была его хозяйкой и возлюбленной в то время, когда капитан советской армии прохлаждался в плену. Вот. Родина-мама встретила патриота чудными морозами Колымы, припомнив ему, кроме измены Родине-маме, текущую в его жилах кровь отца-белогвардейца и начисто забыв о четырех годах войны, трех ранениях и погонах, добытых в боях под Москвой. Вот. Далее этого врага народа сослали в Таджикистан. Как и немцев, крымских татар, корейцев, русских. Бей своих, чтобы чужие боялись. Вот.
На мой вкус и взгляд, доказательств всеобщей связи и единения было, пожалуй, избыточно много. Я даже стал озираться на официанток, боясь «вдруг» признать в одной из них пассию Витьки Кима, из-за любви к которой он сидел сейчас в инвалидной коляске под Тулой, поигрывая гантельками. Как вам такая сюжетная возможность, читатель? Можем обсудить. Нет, это было бы уж слишком даже для романа, даже для коммерческого романа. А ведь у нас с Кристиной мог, как выяснилось, родиться ребенок. Вообразите себе только. Да, по степени невероятности сериалы – всего лишь бледная тень реальных катаклизмов. Жизнь покруче будет. Причудливая вязь и связь судеб так или иначе не оставила меня равнодушным.
И еще я почувствовал, как искалечен историей собственного народа, страны и собственной планеты. Всех нормальных людей, которые, скажем, имели потребность наслаждаться письмами Чаадаева и объявляли его сумасшедшим, давно уже извели под корень на генетическом уровне, остались опарыши или такие мутанты, как я. У меня были личные счеты с историей и опарышами.
– Ведь у фрау Геринг и нашего капитана мог быть ребенок, – по взрослому предположил я. Кристина философски повела плечами.
– А у нас? У нас тоже мог быть ребенок, – быстренько выговорил я, чтобы не дать себе подумать.
– Но я даже не знала, что мы с тобой зашли так далеко. А вообще-то я была больна тобой. Очень долго и очень сильно. Ребенок бы меня не испугал, а обрадовал.
Тихий ангел пролетел.
– Какой ты интересный мужчина, – спокойно констатировала Кристина, глядя в сторону моря. – Кого ты любишь? Как ее зовут?
– Наташа или Люська. Ну, и Верка, само собой. Я пока не знаю.
– О-о-о! У нее, у них красивые ноги, да? Она, то есть, они молодые, да? Сколько ей лет?
– У тебя тоже красивые ноги.
Она моментально захлопнула мне ладошкой рот и сделала жест, который означал: она все сама прекрасно знает о своих толстоватых бедрах, переживает по этому поводу, и не надо так грубо утешать ее и сыпать соль на рану. А до меня только сейчас дошло, что выражение «моя глупая нерпа» я мысленно адресовал тогда застенчиво раздевшейся на пляже Кристине, отмечая ее милую неуклюжесть и своеобразную грацию полной фигуры. Полнота определенно шла ей, сообщая всему облику шарм и пикантную сексуальность. Тогда ей невозможно было сказать об этом, и нерпой я незаслуженно обозвал ее мужа, бурого медведя. А сейчас я беззастенчиво прошелся по ее статям, докладывая ей полушепотом о своих впечатлениях на ухо.
– О-о-о!
Она махала руками, закрывала лицо, хохотала и алела, как цвет тюльпана. А я гордился моим поколением, которое не растеряло и не растратило чистоту чувств, глубину ощущений и перспектив в жизни. (Sic! – Б.В.
)– Обо мне хватит. Будем о тебе. Ты чем занимаешься, что ты делаешь. Как ты живешь. Давай, говори. Ты счастлив?
Я заговорил прежде, чем начал думать.
– Я счастлив тем, что встретил тебя, Кристина. А потом, мне кажется, я всю жизнь искал похожую на тебя. Не знаю, нашел или нет. Но я знаю, что шел … не к тебе, понимаешь, а к тому, что у нас могло быть с тобой.
Что делала нормальная слабая женщина, которую у меня похитила история?
Она безутешно плакала.
Нам не надо было специально говорить о том, что мы ничего не собираемся менять в жизни. Как само собой, по умолчанию, нам ясно было, что это была бы фальшь, оскорбившая обоих. Кроме того, поменять ничего было невозможно. У истории нет сослагательных наклонений, ей бы поменьше повелительных. Кроме того, мне интересно было, насколько я искренен.