– Вы так царственно ужинаете, что невольно хочется вам услужить. Позвольте представиться: Евгений Николаевич, уже ваш покорный слуга. Позвольте наполнить ваш бокал.
Такие ценят то, чего им самим недостает: вежливость и культуру. Они называют это «интеллигентностью», хотя на самом деле требуют пошлости. Поиграем в интеллигентность. Каково же было мое изумление, когда я услышал ее имя, столь же вульгарное, как ее пухлые губы и полные ляжки: «Люсьен», – интимно проинтонировала таинственная незнакомка, меча роковые импульсы коровьими глазами с рысьей подводкой. Такое впечатление, что над ней с колыбели, и даже чуть раньше, уже при выборе родителей, неусыпно работал стилист, визажист и имиджмейкер. Словом, художник, творец. Поразительное соответствие и соразмерность самых мелких штрихов и деталей. Кстати, вот еще одно доказательство в пользу бытия божьего, генерального стилиста всего и вся.
Я даже не сразу сообразил, что это будет Люська 13, если отношения наши продлятся более недели: таковы жесткие правила включения в мой донжуанский список. Выбраковываем безжалостно-с.
Церемониться я намерен был до тех пор, пока не выяснится, кто она такая, имеем ли мы общих знакомых, что мы можем предложить друг другу. Хотя…
Хотя верхним чутьем я уже усек (то знак был свыше?), что Люсьен пройдет у меня в номинации «мисс очень крупное разочарование». Спросите меня: зачем же ты не сбавил обороты, отчего бабочкой пер на эту нелепую свечу и даже где-то елку со свечами? Вот это я и называю судьбой: когда ты все предвидишь, но отчего-то идешь до конца, как бычок на заклание. Все расписано как по нотам, и впоследствии дивишься загипнотизированности и параличу воли: что это было, господа?
Она вполне тянула на скучающую подругу или супругу видного бизнесмена или чиновника. А может того и другого в одном лице. Наставлять же рога быкам никак не входило в мои планы. Зачем? Это не мой способ сражаться со злом. Если хлопоты не сопоставимы с удовольствием – прощай, любовь. Я называю это техникой безопасности. Может, с этой стороны не выгорит.
– Прошу простить мою дерзость, – бросился я сломя голову, – никогда не поверю, что вы не ждете поклонника. Да что там, армии поклонников. Таких, как вы, не отпускают без охраны, и не бросают, боже упаси; такие повелевают и выбирают…
– Похоже, на сегодняшний вечер я свой выбор сделала…
Фраза, разумеется, сопровождалась жарким придыханием. Как тогда, в троллейбусе. Все в мой адрес, в чей же еще. Признаться, ее откровенная интонация обжигала даже больше, чем обнаженная грудь. Породистая крупнокалиберная самка. Просто сидит и истекает. Контрольный вопрос:
– Мадам… (пауза, обозначающая смущение), не хочу вас нечаянно обидеть… Ваш муж, мадам, боюсь, не был бы в восторге от чувств, которые я к вам питаю… (Существенное дополнение: пошлость должна быть многозначительной.)
– Что вы имеете в виду? О каких чувствах вы говорите?
– Люсьен, во мне борются два чувства: мне хочется раздеть вас и одновременно…
– Барсик, как ты скор. Не спеши. Давай выпьем.
Она считает, что я у нее уже за пазухой.
– За тобой разве не приедут?
– Не приедут. (Пауза.) Мы поедем ко мне. (Пауза.) Мужа нет дома. (Пауза.) Ты ведь не сотрудник Академии наук?
– Никак нет.
Похоже, она тоже имеет представление о технике безопасности. Тем лучше.
– Вот и умница. А я – жена президента Академии…
– Как? Госпожа Упс?
– Еще нет. Но с первой женой он развелся, пока я в секретаршах сидела. Скоро мы поженимся. Скоро буду госпожа.
– Предлагаю выпить за союз ума и красоты.
– Негодник, как ты мягко стелешь…
– Люсьен, ты знаешь, у тебя есть места, на которые я стараюсь не смотреть – и смотрю только туда: божественная впадина у основания грудей твоих, лакомые губы…
А что мне оставалось делать?
– Барсик, барсик, не торопи события.
– Это чары твои волнуют меня.
– Не торопись, барсик, а то успеешь…
В общем и целом недооценил я Люсьен. Была она глупой, но далеко не дурой. Отсутствие вкуса и чувства меры уживалось с трезвостью, опытом и расчетом. Первое (да какое там первое: десятое!), что должно было насторожить меня до изумления, – это необычайные и чрезвычайные меры предосторожности. Еще в такси она, сгорая от нетерпения, испачкала мне пол-лица помадой, а потом, массируя мятую ткань сафари, простонала на ухо какую-то дикую инструкцию:
– В комнате у меня могут быть жучки. Ну, электронные жучки. Это не политика, это мой сладкий старается. Боится попасть в рогоносцы. Он мне не верит, подлец. Сейчас мы этих жучков обнаружим – и к ногтю. И лицо свое прикрой, на всякий случай.
Мы бесшумно вошли в подъезд, беззвучно проникли в ее собственную квартиру. И она добрых полчаса с самым серьезным видом копалась в вазонах с цветами, заглядывала за шторы, обследовала стол, кровать. Все это молча, клянусь окатышами собаки Баскервилей. И только после всех этих спецмероприятий она позволила себе позу отдыха, смутно напоминающую какие-то классические полотна, где поза подчеркивает жгучие прелести.