Вспоминаются мне разные фрагменты, которые находятся в неясной связи друг с другом. Странно: если я грубо обнаруживаю эту связь – фрагменты рассыпаются и тускнеют. Роман блекнет. А если фрагменты живут, теснятся, наплывают друг на друга в моем воображении, они говорят больше, чем о подспудной связи. В сущности меня ведет некая щемящая нота. Для меня это звук гуманизма, ностальгии по вечному, поэтизация обреченности. Да, да, именно так. Переживая лучшие минуты жизни, я переживаю обидную краткость мигов. Когда я созерцаю прекрасное, душа щемит и изнывает: прощается с прекрасным, наслаждаясь. Роман – это solo для души со звездами. Непонятно? Ладно, проехали…
Кстати, о звуках. Человек для меня начинается со звука. Стоит женщине заговорить – и я вижу ее в постели, даже угадываю ее манеру раздеваться. Женщина – это интонация + тембр. Здоровые звонкие голоса – это здоровые беззаботные самочки. Но если мадам интонирует – берегитесь. Вы имеете дело с ловцом человеков. Перед вами уже более-менее квалифицированная сирена, ее голос выдает ее темные желания. Берегитесь, путник.
С другой стороны, кто вам нужен, кроме сирен? Они дадут вам то, чего вы жаждете. Или вы привередливый путник?
Впрочем, бывают ситуации, когда я странным образом обманывался. Помню, ехал раз на своем персональном троллейбусе, и вдруг слышу сексапильное, с придыханием и харизмой грудное женское послание: «Осторожно, двери закрываются… Следующая остановка – Юго-Запад-9…» Реакция неподотчетного мне инстинкта не заставила себя долго ждать. Мужики, как известно, подвержены синдрому марала: брюки оттопыриваются, прочная молния ширинки сдерживает напор изнутри. Вся надежда на нее, на ширинку. Я выдержал паузу, и когда легкие парусиновые брюки в стиле сафари уже не выдавали моего спешного отклика на зов амазонки, прямо двинулся к кабине водителя. Баранку крутила невзрачная самка, на которую я никогда бы не обратил внимания в свете. Но, клянусь, я проехал лишнюю остановку, чтобы насладиться божественной вибрацией. На остановке я закрыл глаза. «Осторожно, двери закрываются… Следующая остановка – Юго-Запад 10…» – сообщил женский голос, сладко обозначая пик вожделения. Я раскрыл глаза. Лицо моей амазонки было каменно-деловым и не выразительным. Я ничего не понимал. Но многое простил ей за тембр. Лицо, возраст и профессию простил сразу же. Зеленую обводку глаз простить было куда сложнее.
Примерно так я и познакомился с мадам Упс, Люськой, разумеется, 13: клюнул на интонацию. Представьте себе только-только тронутую тленом увядания даму где-то под 30, когда увядание скорее красит женщину, нежели портит ее. Представьте до вульгарности пышные формы, пронзительный взгляд; думаю, она была во вкусе Спинозы (а я, в свою очередь, надеюсь, я, Бенедикт Вензель
, что в данном случае обошлось без грязных намеков, я надеюсь, это не дешевый каламбур вокруг моего колоритного имени; я надеюсь, небезызвестный Спиноза действительно питал слабость к подобным дамам). Добавьте ваше желание развлечься, N-ную сумму денег в твердой валюте в кармане брюк типа сафари, свободу и, наконец, просто летний вечер, превосходный уж тем, что он летний. Я сидел за стойкой бара, роскошная незнакомка (она же будущая Люська 13) вальяжно расположилась за столиком недалеко от меня и напротив. Безо всякой рисовки и, надо признать, со вкусом, она заказала большое блюдо с нарезанными фруктами и бутылку шампанского.Радовала глаз радуга заморских изобилий, как то: продольные ломтики плодов киви, крикливо зеленые, с маковыми точечными вкраплениями; ярко оранжевые полусферы апельсинов, промытая гроздь тугого винограда, живописная прелесть неестественно огромных яблока и груши. Пригубив бокал, она закурила и приняла картинную позу, отставив руку с дымящейся сигаретой в длинном мундштуке. Ярко накрашенные губы, продленные смелым изгибом брови. Бог ты мой, не хватало, кажется, только страусиного пера, оттопыренный мизинчик, кажется, был на месте. Думаю, не только Спиноза, но и Рубенс бы отреагировал. В ее вульгарности были стихия и порыв, было что-то естественное. Это не был рутинный выход на работу, она ждала праздника. Нет, не жрица самоотверженного разврата была передо мной, а искательница приключений, рысь и росомаха, la femme fatale.
Оставалось узнать, ждет ли она кого-нибудь или…
Она сразу остановила свой взгляд на мне, не маскируя жадность, и ясно стало, что она не прочь ждать меня. У меня было еще время, чтобы определиться. Дама принялась за свой бокал, а я повторил коньяк. Излишне говорить, что это был не мой тип, однако женщины разные важны, женщины разные нужны, как сказал поэт. В качестве дамы на вечер – это была райская птица. Такие попадаются и с темпераментом. Но что-то я не включался. Я не западал на даму. После первого бокала взгляд ее огромных, но невыразительных глаз стал требовательнее и конкретнее. Надо было как-то реагировать и мне.