Читаем Легкий мужской роман полностью

Твердости в голосе было явно поменьше, и при желании можно было зацепиться за призрачный шанс и продолжить милый волнующий диалог. Но ждал я чего-то другого. Я был оскорблен, а потому быстро пришел в себя. Унижение – вот стимулятор для людей с достоинством. В следующую минуту я был изумлен до столбняка. Я смотрел на маленькую Машу, а Маша с любопытством наблюдала, как ее мама обнимает колени чужого дяди, сотрясаясь от сухих рыданий.

Вот на этой душераздирающей ноте и завершился мой роман с Люськой 17. Пакет я выбросил в кусты недалеко от дома.

И зря. Кроме свежевыстиранного облачения Люськи там была небольшая картина. Так, пустячок, сувенир на память. Обнаженная девушка, стремящаяся навстречу волне, и ликующий юноша, изображающий восторг. Люське 11 картина бы понравилась.

Хочу предложить вам еще одно воспоминание, прежде чем покинуть Крым. Так, этюд, зарисовочка, которая запала мне в душу.

Распрощавшись с Люськой, Кристиной и замечательной немецкой колонией, я решил попрощаться с Феодосией. Я сидел на скамейке напротив памятника Пушкину, а мне на коленку доверчиво присела стрекоза. Я не отрываясь смотрел на нее. Слюдяные крылышки стрекозы заворожили меня. Они механически точно вздрагивали, словно стрелки часов. Стильно измятые, с черными прожилками, крылья деловито зашелестели и унесли пучеглазую шалунью куда-то в вечность. Я пережил момент, миг пересечения с красотой.

Вот так и встречи мои с божественно выточенными люськами. Я поймал себя на странном желании: захотелось упасть лицом в траву и просто, по-бабьи, разрыдаться. Я бы первый с презрением отвернулся от жалкого субъекта, потерявшего над собой контроль. Но это не нервы. Или нервы, если угодно, но причина не издерганность и переутомление. Причина еще проще: я ощутил, как проходит жизнь, как она кончается, как ее не будет.

И еще поймал себя вот на каком ощущении: в то время, как душа сподобилась на контакт с вечностью и меня пронзила космичность стрекозиного и моего бытия, ноги мои отбивали небрежно неторопливый такт курортника, а лицу было придано выражение мелочной деловой озабоченности. Вот высший артистизм: театр одного актера, для одного зрителя, которым является все тот же актер. Все в одном.

Упади в траву, придурок, жри землю, бейся в припадке. Это нормально.

Но я был выше этого.

Я был выше себя.

Выше звезд.

Выше космоса.

Выше всего.

Я умирал – и просто шел по улице, делая вид, что просто живу. Жалкий лицедей.

Вопрос: за что меня так любили честные женщины?

12

Чем я занимаюсь?

Я торгую. Недвижимостью. Это вам не семечки и не зубная паста, нечто эфемерное и сиюминутное. Мой товар если не на века, то надолго. На наш век хватит. Помогаю, так сказать, обретать крышу над головой. Собственно, я агент, работаю с клиентами, а владеет фирмой мой босс, имя которого лучше не упоминать всуе, ибо тогда Упс и К. просто организуют мое исчезновение, без молитв и покаяния перенесут в мир иной. Это вам не киношная мафия с ее милыми ужастиками. Здесь все просто и шуток не понимают, как в госсекторе. И это – большой минус моей работы. Крупный и доходный бизнес у сволочей. Это ясно.

Впрочем, имя своего непосредственного шефа, так сказать, суперагента, я назвать могу. Рекомендую: Булда Казимир по прозвищу Казик. Высокий и толстый. Бывший спортсмен. Крупные черты лица были у него сами по себе и никак не собирались во что-то вразумительное. В результате вы лицезрели подкисшую физиономию, перерезанную широким непонятно изломанным ртом, то ли изо всех сил скорбящим, то ли закушенным в ликующей гримасе паяца. Прибавьте сюда тяжелые приспущенные веки и вечно склоненную набок голову и вы поймете, почему первый обращенный к себе же вопрос, который возникал у его собеседника, визави, антр ну, был банально типичным: «И эта рептилия в состоянии покупать и продавать?» Может быть, поэтому мы между собой звали нашу контору Ужгород, а Казика еще и Денвером, динозавром из мультика. Понятно, что с такой харей Казик не просился на визитную карточку фирмы и нуждался во мне, благообразном. У клиентов отлегало от сердца, когда этот добрый человек подводил их ко мне. Но Казик был незаменим с какой-то другой стороны. Контора обтяпывала, мягко говоря, грязные делишки, и Денвер был на тайных посылках у бесноватого босса. Это их проблемы.

Но в моей работе есть и большой плюс: собственно, я и не работаю. Так, пару часов светского общения в неделю. Специализируюсь на солидных клиентах, покупающих квартиры тысяч за 100, 200, 300 американских долларов. Элитные дома, расположенные в элитных районах. Тенденция к ограждению прилегающих территорий от того самого народа, из которого вышла «чистая», элитная публика. Большим спросом пользуются индивидуальные особняки и коттеджи. Всем моим читателям обещаю скидки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза