Я стоял в шортах на остановке 17 троллейбуса, ибо на такси уже не было денег. Все люди в брюках – а я в шортах. Все бледные и злые – а я загорелый и грустный. Мирно еду домой на задней площадке, смотрю в запотевшее стекло – и стекло по законам физики и психологии отражает меня, статного хлопца в соку, чему-то иронически улыбающегося. Наверное, тому, что от себя не убежишь. Даже в хорошо заполненном троллейбусе тет-а-тет с собой, словно Иван Карамазов и черт. Глаз моих не видно, лицо как на негативе. О чем можно вести речь с такой инфернальной образиной? О смысле жизни? Увольте. Ничего удивительного, что мой визави стал раздражать меня. Я провел ладонью по запотевшему стеклу. Капли с внешней стороны заискрились от света, льющегося изнутри салона. Лицо приняло куда более человеческий вид, мне даже показалось, возвратилось к жизни.
Кто едет в одном с вами троллейбусе, граждане? Это ведь враг народа и вредный, асоциальный элемент. Он неисправимый эгоист, чревоугодник и бабник. Он втерся к вам в доверие, эксплуатирует общественный транспорт, пользуется иными общественными благами, как-то: туалетами, душевыми комнатами, центральным отоплением, лампочками Яблочкина – и пальцем не пошевелит в пользу общества. Он отдыхал, пока вы работали в поте лица, поддерживая в восхитительном порядке его город. Он трутень. Ах, ему счастья не хватает и смысл жизни в дефиците. А он их заслужил? Упорным трудом, когда ладони в кровавых мозолях, живот прилип к хребту, во рту пересохло с бодуна, а воспаленные глаза уверенно всматриваются в темное будущее?
Счастье тунеядца, что ему скоро выходить, а не то нарвался бы он, видит Бог, на гнев несколько нетрезвых сограждан, отдохнувших после трудов праведных за бутылочкой, другой, третьей (по бутылке на рыло, само собой), горячительного, хотя и плодово-ягодного, напитка «Крыжачок», изготовленного на общественно-государственном предприятии «Кристалл», которое было нагло приватизировано на днях зарвавшимся олигархом, наверное, братом тунеядца. Бр-ратан, тамбовский волк тебе товарищ.
Хорошо, поговорили. Отвели душу, размягченную «Крыжачком».
Направляюсь в свою уютную квартиру. Захожу в подъезд. О, это песня. Поэма в красках и запахах. «Мертвые души», «Песня о зубре» и все что хотите. Энциклопедия психологии опарышей. Моча, моча мистическими разводами на стенах, на ступеньках, груды окурков дешевых сигарет живописными кучками обрамляют какие-то переломанные палки. При чем здесь палки? Опять же мистика. Они, словно противотанковые ежи, ощетиниваются супротив всякого входящего сюда чужачка. «Пароль!» – молча вопиет интерьер подъезда. «Опарыш, бля». – «Проходи, свой. Поссы и выпей “Крыжачка”». Если ты, паче чаяния, чужой – вот тебе добрый совет: зажимай нос, разворачивайся и чтобы духу твоего здесь не было. Для полной имитации под пещеру стены и нависшие блоки, которые, в принципе, можно считать потолками, художественно, с богатой выдумкой закопчены. Сюжеты сих гобеленов, как правило, вечные: любовь, ненависть и все такое. Старательно выведены слова, которые неприличны даже и в коммерческом романе. Реализм сегодня – это натурализм. Останемся в рамках искусства.
Натюрморт несколько оживляют зловеще поблескивающие осколки по неизвестной причине битых бутылок и немного свежей крови. Целых пустых бутылок вы не обнаружите: они все бережно собраны, пересчитаны и утилизированы брату в близлежащий пункт приема стеклотары, гонец отправлен уже с соответствующим наставлением за огненной водой, любовно именуемой также «чернилами», «чарликом» и просто «мартышкой». Метко выражается пьющий народ! Пока гонец рыщет в поисках «мартышки», этакой пузатенькой красавицы, славненько булькающей и пускающей розовые (а бывает и ржаво-коричневые, что, по гамбургскому счету, не имеет никакого значения) пузыри, я захожу в подъезд как к себе домой. Собственно, я здесь живу.
Я – один из. Свой в доску.
Ядрено матерясь, взбираюсь на пятый этаж. Лифта не предусмотрено, поэтому жить в хрущобах полезно для здоровья. Инфаркты здесь не в моде и не в почете. В основном загибаются от банального цирроза печени. Да, на пятый этаж, как Раскольников. Сходство чисто случайное, безо всякого умысла. Просто я живу на пятом, последнем. Выше меня только звезды. И никого не собираюсь убивать.