Нет, я не Раскольников, настаиваю на этом. Никакого социального протеста. Да и Достоевский, по-моему, был просто дурак, как оно и положено всякому гению. Вывод мой прост: хороших людей, не опарышей, в мире очень немного, и от них ничего не зависит в жизни.
Я знаю, что перестал писать роман. Не надо дергать меня за рукав. Нужды нет. Наплевать, словом. Зато я догадываюсь, зачем я его писал. Спокойно. Я становлюсь интересен сам себе, читатель. Это не такой уж пустяк, поверь мне.
Нет, роман мой еще не окончен. Не дождетесь. Я еще Вас удивлю, мой драгоценный читатель. Вперед, моя история. Так сказать, клячу истории загоним.
Опарыши непобедимы: их мириады, тьмы и тьмы. Когорта же аристократов духа не была слишком многочисленна. Помимо Федьки Мухи и презиравшего его Бахуса и вспомнить-то некого. Полчища камлающих умников с телеэкрана – просто куча продажного дерьма. Олигархи – тож. Говно. Мне было важно не просто не сдаться; это не штука, это я запросто сумел бы. Мне важно было победить в сражении со всемирным злом, а именно: я обязан был стать счастливым. Не для себя. Об этом никто и не узнал бы. Я бы даже не стал давать телеграмму премьер-министру: дескать, достиг апогея счастья, нахожусь на вершине блаженства. Примите уверения в совершеннейшем почтении и проч. С уважением Е.Н. Такой-то. И по TV не надо репортажей, я вас умоляю. Не надо шумихи. Они бы и так все поняли, ибо все в мире взаимосвязано. Вот – цель!
Между прочим, я перечислил не всех аристократов духа. К примеру, не упомянул Ивана Дмитриевича, а также Толстого, Льва Николаевича. Последний осмелился написать один из тех достойных внимания романов, где показаны счастливые люди, сумевшие утереть нос опарышам! Жму руку, граф. Так держать!
Короче говоря, у меня появилось маленькое, однако назойливое хобби: я решил завалить всемирное зло.
Читатель, встрепенитесь, Ваш выход. Пошла реплика: «О, мессир, неужели? В самом деле? Как, если не секрет?»
Терпение, читатель, терпение и время – и они будут жрать у меня лошадиное мясо! Они решили сразить меня инфарктом. Смешно. Во-первых, вопрос о том, был ли у меня инфаркт, остался открытым. Спорный вопрос. Да, врачи сошлись во мнении, что это был первый звоночек. Это им, врачам, так кажется. То был удар гонга. И колокол звонил не по мне. Извольте. Я готов, господа. На ринг. К барьеру.
И во-вторых – к барьеру. Elia jacta est. (Профессор, дайте, пожалуйста, достойный перевод.) (Слушаюсь, Евгений Николаевич, даю перевод в наилучшем виде-с: через тернии – к звездам. – Б.В.
)Так думал я, возвращаясь из больницы, когда взлетал на свой рвущийся в небо этаж, перемахивая через две ступеньки.
Но я не собирался никого убивать.