Читаем Легкий мужской роман полностью

Наступила весна. Роман мой, как ни странно, подвигался, ангедония убывала по мере прибывания солнца, ощущение горького счастья поселилось где-то в области грудной клетки.

За мной был должок. Помнится, я разочаровал милую крикунью Люську. В принципе я был не прочь восстановить справедливость. С другой стороны, я себе уже все доказал. Как быть?

Ответ мужчины: не знаю. Зачем спешить?

Мужчина – это тот, кто не спешит. Поживем – увидим. Но интрига еще не исчерпана, рано откладывать роман в сторону – и вам, и мне.

Вы все чаще – по утрам! – могли бы обнаружить меня, читатель, во чреве моего любимого троллейбуса № 17. Какая удивительная возможность для кольцевого обрамления сюжета. Помнится, роман и начинался с троллейбуса, обреченно колесившего по кольцу, и даже прибывал на конечный пункт своего назначения, безысходно именовавшегося «Троллейбусное кольцо». Какая находка! Можно окольцевать роман – и дело с концом. Дескать, жизнь продолжается, все на круги своя etc.

Это было бы красиво, но неверно, а значит и не очень красиво. Нет, читатель. Правда жизни состояла в том, что я вырвался из привычного круга жизни и разомкнул кольцо. Троллейбус теперь нужен был мне только на несколько остановок, которые я нередко проходил пешком (все чаще – пешком).

Где же соскакивал я с кольцевого маршрута? Куда я зачастил по утрам? Может к Верке?

Это нелепо. Дело в том, что я теперь практически жил у Веры, и 17 маршрут доставлял меня к ней скорее по вечерам, после работы, чем по утрам.

Может, у меня появилась двадцатилетняя подружка с тугими бедрами, и нас ожидает еще несколько постельных сцен? Вау! Даешь подружку!

Нет, читатель, мимо. Последняя попытка. Хорошо подумай, прежде чем не угадать в третий раз.

Может быть… но нет, вряд ли. Хотя рискни. Ты ведь ничего не теряешь. (Если ничего не теряешь – какой тут риск? Но так почему-то говорят.) Ты хочешь сказать, может быть, я встретил Люську 17?

Неплохо, читатель. Из тебя может получиться писатель, если ты прекратишь читать макулатуру. В твоем предположении есть мысль. Но ты не отгадал. Троллейбус доставлял меня прямо к порогу автошколы, где отставной майор обучал меня водить автомобиль. Какой же русский не любит быстрой езды?

Да вот я, признаться, и не люблю. А еще степенный Бенедикт Оскарович не любит. Почему? Потому что все считают своим национальным долгом любить лихачить. Черт бы побрал ваших коней с их развевающимися гривами. Куда вы несетесь? Опомнитесь… Ответа, разумеется, не жду. (Присоединяюсь. – Б.В. )

Мой сын Иван уже присмотрел мне в Германии приличное авто за приемлемую цену (пришлось поднапрячься на работе), и вскоре я надеялся сразить сюрпризом мою Верунью.

Представляю: я звоню ей, она выходит, привычно направляется на остановку общественного транспорта, и тут я, весь в белом, небрежно распахиваю заднюю дверцу мерседеса. Немая сцена, не меньше.

Читатель вновь вправе поехидничать, припомнив мне любовь к общественному транспорту и снобистское нежелание иметь персональную карету, о которых было написано пером в начале легкого романа. Но что-то подсказывает мне, что читатель не станет этого делать, коль уж он добрался до финала. Должно быть, это вдумчивый читатель. Если бы мой роман был великим – это был бы великий читатель.

Впереди нас с супругой ждало лето и содержательная жизнь еще очень много лет, много зим. Планов – громадье. Вот мы сядем с Вероникой в авто, и я поставлю точку. Обещаю. Мы поедем навстречу собственному счастью по шоссе, упирающемуся в слепящий горизонт. Где-то далеко в светлой перспективе, через тысячу лет, мы умрем в один день в собственном доме на собственном ложе. Все. Точка. Ай, да Евгений, ай, да гений. Немного Голливуд, конечно, так ведь кто мои читатели? Они вскормлены на продукции от Фабрики Грез, и всей душой настроены на happy end. И я бы рад их не разочаровать.

Но пока у меня еще не было водительских прав. Точку ставить рановато. Не будем спешить.

Тем более, что появились обстоятельства, слегка меня насторожившие. Нет, ничего особенного, пустяк, можно сказать. Но все же, все же… Мне с неба на голову свалился кирпич. Упал – но не попал. Гром среди ясного неба – это я еще понимаю. Но кирпич откуда? От верблюда? Или от динозавра?

В сущности это означало: если кирпич не случайность – плохо дело. Кирпич – знак запрещающий. Мне не дают проехать, надо сворачивать с тропы войны. Бить тревогу вроде бы и рано, не замечать кирпич, падающий вам на голову – глупо. Обратиться к Федору и его воинствующим поклонникам?

Был, правда, еще вариант: получить права, сесть в мерседес вместе с Веркой и дать газу совсем по другому шоссе… Неужели на свете невозможно отыскать укромный уголок для двоих? Я и мой Верный Идеал? А?

Посмотрим. Поживем – увидим.

Вот вам вариант открытого финала. Не нравится?

Конечно, после голливудских сказок тошнит от реализма. Понимаю. Но это ваши проблемы. Никто не заставлял вас покупать книгу и дочитывать ее до конца.

А роман между тем пошел вровень с жизнью и все больше превращается в дневник. Мне уже не о чем писать. Я не знаю, что произойдет завтра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза