Проснулся Базилик Фэт-Фрумос, взял свою кринку и сказал Иляне:
— Добра ты ко мне, сестрица, хорошо мне почивать у тебя в доме, да пора мне в путь-дорогу. Меня ведь матушка хворая ждёт не дождётся.
А Косынзяна ему в ответ:
— Что ж, молодец, доброго тебе пути, наведывайся в наши края.
Поклонился ей Базилик Фэт-Фрумос, распрощался и уехал. А стал ко дворцу своему подъезжать, учуяла его ведьма, забесновалась от злости. Да делать нечего, бросилась в постель, застонала, заохала, будто и впрямь при смерти. Только Базилик порог переступил, а она уже запричитала:
— Хорошо, что ты вернулся, сыночек милый. Ох, и долго же я тебя ждала! Принёс ли мне лекарство?
— Принёс, — ответил Базилик Фэт-Фрумос и протянул кринку.
Ведьма торопливо схватила кринку и вылакала всё молоко.
— Спасибо, сыночек, теперь вроде полегчало!
Затем улеглась она спать, да только глаз не сомкнула, всё думала: куда бы его услать, чтобы назад не вернулся? Думала, думала да прикинулась, будто просыпается вдруг совсем больной. Заворочалась, застонала:
— Ох, сынок мой милый, опять меня болезнь скрутила! И снилось мне, будто выздоровею, коль отведаю мяса дикого кабана.
— Что ж, мать, пойду я раздобуду такого мяса, только бы ты на ноги встала.
Вскочил он на коня и пустился в путь-дорогу. Ехал, ехал и опять к Иляне Косынзяне приехал.
— Рада ли гостю?
— Рада, милости прошу.
Присел он и поведал Иляне Косынзяне, какая новая беда на него обрушилась.
— Не знаешь ли, где кабана дикого найти? Опять мою матушку хворь одолела, и говорит она — только мясо дикого кабана её вылечить может.
— Я-то не знаю, но ты пока отдохни, а вечером я выпытаю у брата моего, Солнца. Он-то уж наверняка знает, ему там, наверху, всё видно.
Остался Базилик Фэт-Фрумос ночевать, а под вечер, собрав свои лучи, явился и брат Иляны.
Пошла к нему Иляна Косынзяна, стала ласкаться да выведывать:
— Слышала я, говорили люди о диких кабанах; не знаешь ли ты, в каком краю они водятся?
— Далеко, сестрица, далеко отсюда, за цветущим чистым полем, в большом тенистом лесу. Прямо на север надо идти.
— А как бы там их раздобыть?
— Никак этого сделать нельзя, сестрица. В те леса, где обитают кабаны, и лучам моим не пробиться, не то что человеку. Даже я и то вижу их только в полдень, когда они выходят на опушку да в болоте валяются. Зубы у кабанов острые, кто бы ни подошёл — разорвут в клочья.
Иляна Косынзяна передала эти слова Базилику. Знал теперь Фэт-Фрумос, куда путь держать и что ждёт его впереди. Сел на коня и ускакал. Ехал он, ехал через горы, через долы, через реки и овраги, пересек поле чистое и добрался до леса тенистого. Заехал он в лес, а там тьма-тьмущая, как в преисподней. Взлетел конь, поднял его выше деревьев высоких, и увидел Базилик болото, о котором говорила ему Иляна Косынзяна. Солнце как раз к полудню подходило. В лесу послышалось громкое хрюканье, и стали выходить из леса кабаны да в болоте валяться. Высмотрел Базилик поросёнка, подхватил его, взвалил на коня и давай бог ноги. Как спохватились кабаны и ну за ним гнаться — земля комьями летит. Не будь у Базилика Фэт-Фрумоса чудесного коня, пришлось бы ему здесь костьми лечь. Да спас его быстрый конь от острых звериных клыков. Едет Базилик Фэт-Фрумос, песни напевает, конь под ним играет.
Завернул снова к Иляне Косынзяне и остановился у неё передохнуть. Пока ел-пил, пока сон сладкий видел, Иляна заменила поросёнка простым, домашним. Наутро проводила Фэт-Фрумоса в путь-дорогу.
Добрался Базилик Фэт-Фрумос домой. Увидела его ведьма — зубами заскрежетала, да делать нечего, лежит и делает вид, что совсем уж помирать собралась.
— Ох, сыночек милый, рада я, что довелось ещё раз увидеть тебя! Опоздай ты немного — не застал бы меня в живых. Заколи скорее поросёнка и дай мне мяса отведать.
Базилик Фэт-Фрумос заколол поросёнка, изжарил на углях, подрумянил и дал ей отведать.
— Вот теперь будто легче стало и в глазах посветлело, — притворилась ведьма.
А потом опять заохала пуще прежнего:
— Ох, сынок-сынок, хлебнул ты горя в дальних дорогах, но, коль хочешь, чтоб я совсем от хвори избавилась, поезжай ещё разок. Опять мне хуже стало, и, коль не привезёшь мне живой и мёртвой воды, не жилец я на белом свете.
— Что ж, поеду я искать такую воду, — ответил Базилик Фэт-Фрумос и пустился в путь-дорогу.
Ехал он, ехал, а на душе горько и забот полна голова: где достать то, что мать просила? Приехал хмурый к Иляне Косынзяне, стал горем своим делиться:
— Вот, милая сестрица, опять меня нужда погнала путями нехожеными. Никакие снадобья моей матери не помогают, и велела она мне теперь раздобыть мёртвую и живую воду. Не знаешь ли ты, где воду ту искать, какими путями к ней добираться?
— Погоди малость, отдохни. Может, помогу я тебе и на сей раз.
Пошла она под вечер к брату своему, который только-только присел с дороги.
— Братец Солнце, тебе с неба вся земля видна, не знаешь ли ты, в каком краю протекает мёртвая и живая вода?