Рук кивнул, потому что этого ждал от него Силк. Но ему было не понять, как человек, ставший свидетелем события столь же потрясающего, как если бы звезда сдвинулась с места, отведенного ей на небесах, мог видеть в нем лишь повод рассказать историю. Лишь теперь он понял, насколько они с Силком разные. Тот стремился сделать чуждое знакомым, превратить в стройные гладкие фразы.
Ему же хотелось окунуться в эту чуждость и потеряться в ней.
На следующее утро, выйдя из хижины, Рук увидел на фоне озаренного жемчужным рассветом неба очертания двух людей – несомненно, местных. Они смотрели вниз, на его хижину.
С той самой встречи с рыбаками несколько месяцев назад он сожалел о своем жизнерадостном приветствии – «Добрый день!» – и глупой, навязанной условностями улыбке. Он уже придумал другой способ выразить гостеприимство и теперь пустил его в ход. Посмотрев наверх, он остановил на них взгляд, как бы говоря: «Я вас вижу». Потом сел, опершись спиной о стену хижины, глядя чуть в сторону, но не отворачиваясь. И стал ждать.
Ему не терпелось, чтобы они подошли. Он с трудом сопротивлялся желанию посмотреть наверх. Глядя на восток, на облака, озаренные лучами восходящего солнца, он занял ум размышлениями о том, как выглядит верхушка облака. Действительно ли оно такое округлое, каким кажется, или выглядит так только снизу? Спустя какое-то время нужда притворяться исчезла: он и впрямь забыл о тех людях наверху.
Потом он вдруг понял, что они спустились и стоят неподалеку. На него они не смотрели, но и не спешили пройти мимо. Не поворачивая головы, Рук взглянул в их сторону и узнал в одном из них Варунгина.
Их взгляды встретились, и это стало своего рода знаком. Варунгин вышел вперед и сел рядом с ним. Можно даже сказать, вместе с ним.
Вытянув вперед руку, Варунгин что-то сказал. Потом еще раз. И посмотрел на Рука, будто ждал, что тот повторит. Слово, казалось, начиналось на букву Б, но в этом звуке была своеобразная тягучесть. Рук попытался повторить услышанную мешанину из слогов, но не смог их выговорить.
Варунгин произнес то же самое еще раз. Он пришел не ради праздной болтовни. А ради важного дела: он пытался втолковать новое слово человеку, неспособному его расслышать. Рук вновь попробовал повторить его, точно отрывок мелодии.
–
–
Туземец коротко кивнул, словно подумал: «Лучше у него все равно не выйдет».
Потом он начал изображать, как прикладывает к глазу подзорную трубу и смотрит в нее. Должно быть, ему доводилось их видеть, подумал Рук. Может, пока его держали под стражей, губернатор показал ему такую вместе со стульями, тарелками и бокалами для вина. В одной руке Варунгин словно бы держал трубу, а другой настраивал ее, ловя фокус. Плотно прищурив один глаз, вторым он пристально смотрел в воображаемый окуляр. Жестикулируя, он показал: труба, что-то приближается издалека. И вновь повторил то же слово.
Рук прислонил невидимую трубу к собственному глазу, подвигал туда-сюда.
–
Варунгин нетерпеливо пошевелил узловатыми пальцами, показывая, что расстояние сокращается.
Так речь не о самом предмете, а о том, что он делает! «Беревал» значит не «подзорная труба», а нечто вроде «далеко».
–
Но Варунгин, которому не было дела до того, какой способный ему достался ученик, не улыбнулся, не кивнул в знак одобрения. Он показал на ту сторону бухты, на залитые золотистыми лучами утреннего солнца верхушки деревьев на северном берегу.
–
Рук вспомнил, что этот суффикс был в списке Силка. «
Подавшись вперед, Варунгин положил ладонь на прикрытую красным мундиром грудь Рука. И сказал:
–
Он не убирал руку, словно понимание могло передаться через нее, просочиться сквозь красное шерстяное сукно прямо в сердце человека под ним. Рук чувствовал вес его руки на своей груди. Вот оно – первое прикосновение двух столь чуждых друг другу людей. Казалось, сейчас полыхнет вспышка, точно молния между небом и землей.
И тогда, чувствуя руку Варунгина на своей груди, укрытой красным шерстяным сукном, Рук понял.