Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Тем не менее движение продолжалось. Юношу упорно тащили вперед «двое из его расы». Тащили так, словно стремились достичь какой-то там цели. Бестолковое, заведомо обреченное на погибель движение! Оно мучило Елуама. За каждым рывком следовала такая болезненная отдача в самое его нутро, что, будь его воля, он бы просто рухнул на колени в эпицентре своих видений. Лучше пусть сразу, на месте пожрут его своими щелкающими клыкастыми пастями, чем заставят дальше продираться сквозь полчища мертвецов!.. Или, что еще хуже, топтаться на пепелище своей поруганной родины.

Так нет же, чтоб их семеро искусников драли! «Двое» словно бы и вовсе ничего не замечали!.. Знай тащились себе сквозь самое горнило войны с лицами удачно поторговавших купцов. Старый лишь изредка сварливо поскрипывал на коренастого, постоянно чего-то от него требуя. То ли «пошибче шевелить ластами», то ли «прекратить бабьи причитания»… Тогда коренастый лишь протяжно вздыхал.

Это плохо, очень плохо, что язык перестал слушаться Елуама. Будь оно иначе, он всенепременно потребовал бы от своих носильщиков объяснений. Он нашел бы аргументы, чтобы убедить их, что сейчас, мягко говоря, не лучшее время для путешествий. Или нет, не так! Лучше всего было бы схватить их обоих за грудки и заорать что есть мочи: «Вы что, ослепли?!» А затем развернуть их лицом к, скажем… А хоть бы вот к этому!

Превеликие искусники!..

Елуам зажмурился. Сквозь него просвистел целый сноп стрел животного страха, оставив знобяще-тревожную рябь. Вот теперь, судя по всему, и впрямь настало время сдаться. Что-то настойчиво подсказывало пилигриму, что продолжать сопротивление, пусть даже и духовное, – совершенно бесполезно. Это только лишь продлит его агонию.

Ибо очень близко, на расстоянии вытянутой руки, от парализованного юноши по дну вальяжно струилось гигантское чешуйчатое нечто. Поле зрения Елуама выхватило лишь фрагмент необъятной твари, и это был ее хвост. Плоский, похожий на ремень из расплавленного обсидиана, он не полз, а будто бы тек, прорубая себе дорогу сквозь руины былой подводной цивилизации. Одно мышечное сокращение – и по сторонам разлетаются обломки, черепки, кости, опутанные сорняковыми водорослями. Обломки чьих-то жизней… Изгибы этого гладкого чернильного хвоста одновременно слепили глаза – его чешуйки буквально пожирали свет эфимиров – и являли миру ядовито-желтое брюхо неведомой твари. На него успел налипнуть щедрый слой спутанной сорной травы. Местами виднелись более крупные нашлепки из плоских камней или пучков когтей угундра ползучего. Они, впечатавшись в эластичное брюхо, напоминали кусочки мозаики, неаккуратно уложенные в глиняном растворе.

Судя по царственному скольжению твари в очаге кромешного ада, ей определенно не было дела до подобных мелочей. Она с гордостью любовалась своим творением. Обходила владения.

«Мелочей» этих Елуам, по счастью, тоже не увидел. Мутноватая толща воды оказала ему услугу, милосердно скрыв от неподготовленного взора пилигрима все прочие части твари. Ну а дальше он помог себе сам – думал, что помог! – и крепко зажмурил глаза. Оказалось, что возможность прикрыться детским «не вижу тебя – значит, тебя нет» стала последним щитом между юношей и ползучим палачом.

Между Обещанным и его горьким посланием миру.

Разумеется, у хвоста имелось продолжение. А коль увиденное Елуамом нечто и было именно хвостом, то об истинных размерах и формах палача оставалось лишь строить догадки – одна страшней другой. Он медленно отдалялся от юноши и его «носильщиков», величественно волоча по развороченному городу свой хвост, словно длинный черный плащ с грязно-желтой мясистой подкладкой. Взбаламученные недавним побоищем воды скрадывали туловище твари и растворяли в своей багряно-синей мути очертания нового хозяина Вигари. Оно было где-то там – туго вплетенное в канву разрухи и смерти. Оно ползло, чтобы прошить собой все Вига, не оставив ни единого пробела.

«Носильщики» как ни в чем не бывало тащили Елуама к одним им ведомой цели. Прямо за хвостом твари – за хвостом, легчайший взмах которого способен размозжить им головы.

К вящему удивлению Елуама, его закрытые глаза – видели. Хоть картина, которую тот имел несчастье наблюдать, была слегка затемнена, но все же даже более контрастна, чем обычно. Окружающий мир словно норовил забраться ему под кожу, оттиснуть себя в памяти, смешаться с его кровью. Кажется, жуткая реальность даже пыталась оставить свой вкус на языке юноши. И ведь оставила!

Горькая полынь с комьями земли… И, кажется, зола. И железо…

Там, под веками, не было убежища, даже временного избавления от чудовищных пейзажей, которые рисовал и рисовал в некогда кристальном Вигари страшный черный хвост. В мире «за закрытыми глазами» все было искусно подсвечено и окрашено в мрачные тона. Крики умирающих насквозь пронзали Елуама и вылетали из его наспинных плавников. С каждым вдохом их агония передавалась ему, заставляя еще сильней биться в лихорадке. Стараться не дышать…