Последним, что успело приклеиться к этому самому страшному в ее жизни воспоминанию, стала одна-единственная застрявшая в сознании мысль: все было предрешено. Эти «плащи» шли сюда с четко поставленной целью. Они шли убить мать – раньше или позже, тем способом или иным. «Это не просто двое безумцев. Ими управляет поистине могучая сила», – тупо качала головой Илари, лежа калачиком на каменном полу, пока вокруг нее оживала немая сцена.
И хоть Илари не хватало еще многих камней, чтобы сложить из них крепкий фундамент понимания происходящего, начало этому все же было положено. Имелся по крайней мере один камень – и не простой, а краеугольный.
Надпись на нем гласила:
Илари почти не почувствовала, как ей развязали руки, как на трясущиеся плечи лег тот самый ненавистный черный плащ, как кто-то протянул ей продолговатый пузырек, как ее горло обожгла горячая кисло-пряная жидкость. Не почувствовала просто потому, что не хотела. Она падала в свою личную бездну скорби и отчаяния, на лету цепляясь за это «все предрешено». И иногда – за беспокойство о Елуаме. Может, хоть кого-то удастся еще спасти?..
Пообещав себе по «пробуждении» первым долгом осмотреть молодого пилигрима, Илари растворилась в тяжком забытьи.
Торжество белоснежного цвета с вызовом противопоставляло себя скорби новоиспеченной сироты. Вычурность серебристо-снежной лепнины и утонченная осанистость витых колонн вместо ожидаемого восхищения вызывали молчаливое раздражение. Хотя такое ли уж молчаливое, если так и не погасшие вспышки молний в глазах были красноречивей самых отборных ругательств? Молнии не то что не погасли, а, стоило Илари восстановить малую часть своих сил, разгорелись заново. Неукротимо и страшно.
Деревянными шагами ступая по аквамариновому зеркалу пологих ступенек, она походила на ощетинившегося дикого зверька, выхваченного охотниками из родной норы. Да, Илари мало чем отличалась от такого вот хищного зубастого детеныша, которого зверобои притащили за шкирку в свое укрытие.
«Притащили зачем-то живым…» – безмолвно недоумевала Илари.
Закутанная с головы до пят в черный чесучовый плащ – нужно же было чем-то прикрыть изодранное платье, – девушка медленно спускалась к тронному залу. Достаточно бросить беглый взгляд на ее уже совсем по-взрослому нахмуренный лоб и недоверчивые глаза, обрамленные землистыми кругами, чтобы вынести точный вердикт: она не рада приглашению.
Разве радость – это то, что испытывает жертва при виде своего терзателя? Найдется ли в целом мире безумец, встречающий ликованием своего врага? С
Ох, как же клялись и божились инквизиторы, что грядущая встреча не несет ни малейшей для нее, Илари, опасности! Как дико ей было наблюдать за метаморфозами их поведения… Не каждый день, право, увидишь, как два экзекутора, завершив свое темное дело, срывают с себя маски хладнокровных убийц и начинают вдруг рассыпаться перед тобой мелким бесом!..
Как же это омерзительно! Их фальшивое участие, деланое сострадание и обещание покровительства привели Илари в ярость. Да как они, только что забрав у нее мать, вообще смеют о чем-то просить?! Честное слово, уж лучше бы они, как двое самых обыкновенных мясников, после содеянного просто обобрали весь дом – если там вообще было что брать, – отпустили бы на прощание пару скабрезных шуточек и убрались бы подобру-поздорову… Да, это было бы тоже гнусно и мерзко и, ясное дело, прожгло бы зияющую дыру в душе Илари… Но, искусники свидетели, это лучше, чем продолжать светскую беседу с убийцами твоей семьи!
«Обитель всецело разделяет ваши чувства. Сейчас вы вправе выражать их как угодно. Ваше благоразумие и готовность к содействию Обители обеспечит вам защиту и достойную компенсацию, леди Илари», – наперебой стрекотали ей в оба уха Знаир и Квилх. Уже поглядывая на свои карманные часовики, они делали друг другу знаки, что, дескать, пора кончать с лирикой и переходить к следующей части задания.
Делать вид, что у нее, жертвы, есть выбор, на вкус Илари, было верхом лицемерия. Еще одно подтверждение, что их «сострадание» гроша ломаного не стоит. Эти ищейки Обители говорили так, будто она и вправду могла принять решение, сколько же благоразумия им отвесить и в каком объеме оказать содействие!.. Будто, ежели она предложит им недостаточно или вовсе откажет в подобных услугах, Обитель лишь вздохнет и отнесется к этому с пониманием. «Вместо того чтобы уничтожить – хладнокровно и невозмутимо», – добавила Илари от себя. «Как родителей…» – выдохнула она с новой порцией слез.
Ах, если бы у нее оставалась в запасе хоть капля сил… Голову на отсечение, она, не задумываясь, вкралась бы в бритые инквизиторские головы: разнюхала бы все об их детских страхах, тайных фобиях, ночных кошмарах и обратила бы эту невидимую армию против них! Вряд ли они устроены сложнее Елуама.
«А может, и проще ульмэ!»