Получается, пару светокругов назад они оба покинули свои дома и отправились навстречу будущему, мечтам и разгоняющим молодую кровь амбициям. Она, Илари, – в Университет, а Елуам – в Расщелину. И вот куда их это привело. Сейчас они так же одновременно – вот ведь злая насмешка! – войдут в Обитель хранителя, чтобы узнать, что ждет их впереди. И Илари, признаться, крепко сомневалась, что вытянет счастливый жребий. Куда ей, жалкой сироте, тягаться с такими баловнями судьбы?..
Она посильнее закуталась в плотный шелк плаща, стараясь не глядеть на Елуама. Ибо из того несчастного голубоглазого юноши он превратился в живое свидетельство ее собственного краха – и теперь каждый взгляд в его сторону отзывался нестерпимой болью в истерзанном сердце.
…Мелодичней смеха Илари в жизни не слышала. Он был скорее похож на виртуозные переливы арфы, чем на звук, издаваемый живым существом. В этом звуке одинаково гармонично уживались высокие и низкие ноты. И нет, они не были вложены в последовательные легато для одной руки. Они звучали слаженным единогласием аккордов. Преимущественно – октавами. Во всяком случае, неискушенный в музыкальной грамоте слух Илари воспринимал этот голос как одновременно мужской и женский. Певучее звонкое меццо-сопрано, наложенное на густой бархатный баритон.
– Дитя, ты и вправду думаешь, что я испепелю тебя одним своим взглядом за то, что ты ошиблась в моем полном имени?
Хранитель еле сдержал новый поток своего двухголосого смеха. Его продолговатые миндалевидные глаза изучали Илари так, словно она была не жалкой неудачницей из самого бедного круга Нуа, а по меньшей мере долгожданной иноземной гостьей.
Ну и черт с ним, с этим взглядом! За последние пару светокругов она уже привыкла, что все кругом на нее глазеют, точно на хархскую диковину. Подумаешь, хранитель… Для кого «
К примеру, блестящий дипломат и перспективный купеческий пилигрим Елуам – чем не новый достойный паж для верховного стража Разума?
Вместо того чтобы вежливо ответить на шутку хранителя, Илари лишь крепче стиснула зубы. Да, она действительно ничего не слушала из того, что говорил ей камердинер. Потому-то полное имя Ингэ у нее, что называется, в одно ухо влетело, из другого вылетело. И она не собиралась ни оправдываться, ни подыгрывать ему. Или ей.
Только сейчас, приглядевшись к облику владыки Вигари, девушка в полной мере осознала, что в буквальном смысле не может определить его пол. Эта физиологическая странность вызвала у Илари нешуточный интерес: что это, мол, перед ней такое? Невероятно, но разбуженное любопытство сумело победить даже ненависть. Нарушая одновременно несколько заповедей камергера, девушка без тени стыда подняла на Ингэ глаза и совершенно неучтиво на него уставилась.
Воистину зрелище того стоило.
В более чем непринужденной позе это утонченное существо восседало в углублении черно-белого каменного трона, подсвечиваемого огромными оранжевыми гранатами. Надо полагать, трон был специально установлен в зале таким образом, чтобы лучи эфимиров, проникающие из узких прорезей потолочных окон, падали именно на гранатовое полукружие. Драгоценные кристаллы струились мягким теплым светом, и он, преисполненный лучезарного ликования, парил над
Зачарованной и словно уже не принадлежащей себе.
Охваченная непроизвольным восхищением, она даже отметила про себя, что