Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

К примеру, сейчас его наконец-то изволил принять сам король, выкроив для этого небольшой отрезок времени между финальными приготовлениями к ритуалам вечернего празднования и предстоящей ночной феерии. Предварительно, как и подобает монарху, Кафф должным образом потомил Елуама: показался ему лишь однажды, да и то лишь для того, чтобы поприветствовать иноземного гостя, выйдя на дощатый помост нового причала. Поприветствовать издалека, ибо плотное живое кольцо из придворных и стражников надежно удерживало короля на недосягаемом расстоянии. Венценосный хархи все оттягивал и оттягивал дипломатическую встречу, без конца перепоручая Елуама заботам гильдейских представителей. И вот уже ближе к вечеру, дабы совместить два важных дела – беседу с подводным послом и раздачу завершающих указаний дворцовым распорядителям, – Кафф пригласил молодого вига на террасы своей личной опочивальни.

– Не правда ли, волнующе, господин Елуам?

Крепкая мускулистая рука, украшенная внушительным широким золотым браслетом, панибратски легла на плечо пилигрима.

От монументальной панорамы подножия замка-горы, опоясанного высокой каменной оградой, действительно захватывало дух. Если приглядеться, можно было заметить, как внизу суетливо копошились хархи: кто устанавливал высокие деревянные помосты, кто вколачивал в землю заточенные сверху колья, кто обкладывал жертвенники полупрозрачными желтыми камушками.

«Наверно, это и есть те самые цитрины…» – сообразил Елуам, к месту вспомнив уроки в школе при Черторге. И поспешил вежливым и при этом искренне-восторженным тоном ответить:

– О да, Ваше Величество! – закивал энергично юноша. – Признаться, я ощущаю всем телом, как огненный остров замер в предвкушении вечера!

Елуам вновь мысленно поблагодарил свою память, вовремя подсказавшую, что большинство хархи – завзятые кинестетики и ценители физического восприятия действительности.

– И вместе с тем, – заметил пилигрим, внимательно вглядываясь в развертываемую внизу сцену, – он замер не в праздном бездействии, а в сосредоточенной работе, без которой невозможен по-настоящему грандиозный ритуал.

Кафф одобрительно похлопал Елуама по плечу.

– Не в бровь, а в глаз!

Облокотившись о радужно-зеленые перила террасы в виде тесно переплетенных виноградных лоз, король устремил взгляд далеко за морской горизонт и мечтательно произнес:

– Всегда ценил в наших подводных гостях умение красиво выражаться… – И пренебрежительно махнул рукой куда-то в сторону. – Иной раз слушаешь своих на совете: двух слов связать не могут. Вот как здесь, Елуам, быть уверенным, что мои приказы доносят до исполнительных лиц, не переврав?..

Уже обращаясь к своему второму советнику, все это время стоявшему поодаль, Кафф осведомился:

– Как, верно я говорю, Тогмут? – И жестом потребовал подать себе небольшой ларец, изукрашенный белыми камеями на перламутровых раковинах.

Тогмут по-военному чеканно отмерил размашистыми шагами расстояние до короля, на ходу откидывая продолговатую резную крышку ларчика. Из-под нее холодно сверкнул набор металлических украшений – кольца-когти, вдетые друг в друга браслеты-латы, спиралевидные серьги.

– А не задумывались ли вы, отец, что с этой проблемой могла бы неплохо справиться письменность?

Все трое обернулись на звук юного голоса. Из глубины королевских покоев на свет террасы вышел некрасивый мальчик-хархи лет четырнадцати. Его болезненно-запущенный вид словно бросал вызов подчеркнуто изысканной обстановке дворцовых веранд. Если бы не знаки отличия мальчика – тонкий обруч наследника опалового венца и королевская гравировка на перстне, – Елуам нипочем не узнал бы в этом бледном, испещренном крупными родимыми пятнами болезненном существе подлинного принца огненной земли. «Да, внимание к деталям здесь еще важнее, чем на моей родине», – будто бы делая краткую запись в мысленном дневнике, отметил пилигрим. Меж тем принц, ни на кого не глядя, независимо прошествовал до витых перил террасы и, словно пародируя отца, глубокомысленно уставился в горизонт.

На мгновение в глазах Каффа просквозили грозовые всполохи едва обуздываемой ярости. Подбородок монарха дрогнул, словно укрепление, сдерживающее целое войско гневных слов. Тогмут вытянулся струной и замер, как бы желая слиться с многочисленными каменными статуями.

– Бадирт…

Теперь выражение лица Каффа указывало на то, что разум таки восторжествовал над чувствами. Воистину, редкость для хархи. По крайней мере, именно так всегда утверждали бывалые пилигримы. Именно об этом уже едва ли не в спину кричал Елуаму Балоах, провожая его фицци на Харх.

– Может, ты будешь так любезен представиться высокому подводному гостю, прежде чем раздавать свои бесценные советы? – поинтересовался король. И уже окончательно перейдя к отечески-назидательной интонации, потребовал: – А после вели-ка Дарии подать нам сюда сорху. Взбодриться перед Горидукхом никогда не бывает лишним, Елуам! – Так, подмигнув пилигриму, он светски разрядил ситуацию.