– О да, – прервала жрица его бормотание. – Именно так. И жаль, что ты не почтил нас своим визитом двадцатью светооборотами ранее. Смог бы хоть попрощаться с вашим главным рассказчиком. – Тут она хрипло рассмеялась, окончательно сбив Шагга с толку. – Поверь, на виселице он смотрелся не хуже, чем у костра.
Раскосые глаза ведуна налились кровью, по губам пробежала дрожь, последние, едва видимые блики надежды ухнули куда-то в низ живота, да так там и остались извиваться беспокойным змеиным клубком. Едва дыша от ярости, с которой он вел бой всю сознательную жизнь, ведун снова сжал руку в кулак и, стараясь не смотреть на Йанги, сквозь зубы проговорил:
– Я пришел к королю Каффу. Позови его.
Смех жрицы стал еще уверенней и развязней – под стать звукам вертепа, ею же и учиненного.
– Король занят, – отрезала Йанги, наконец отсмеявшись. – А когда освободится, все равно не будет говорить с тобой.
Подойдя вплотную к Шаггу, она вкрадчиво прошептала ему в ухо:
– Попытаешься прорваться в его покои – я мгновенно позабуду о своем решении сохранить тебе жизнь. – Жрица кивнула на четырех воинов в черной металлической броне, слившихся с темнотой дверного проема. – Ведь ты и твой народ хорошо знаете, как коротка память у хархи.
– И да простят боги своих безумных детей, – прошептал Шагг, рисуя своими сложенными щепотью пальцами какие-то знаки в сторону окон.
Проделав это, он вновь завернулся с головой в пыльную, местами прожженную ткань хламиды и, сгорбившись, шагнул к двери. Черные воины, следуя приказу жрицы, остались на своих местах. Йанги торжествующе улыбалась.
Уже стоя на пороге, Шагг вдруг развернулся к ней и, сея по приемной тревожное эхо, прохрипел из-под глухого капюшона:
– Зато не коротка память у каменных голов Севера. Продолжай наслаждаться грехом, зная о том, что они пробудились. А еще – что врахайи гораздо больше, чем вы думаете. Нас – тьмы.
Проговорив это, Шагг в полном смятении и глубокой скорби покинул своды замка-горы. И если хоть что-то и грело его, пока он спешил обратно к месту стоянки своей армии, то были мысли об Агоре – последнем источнике света посреди сгустившегося мрака.
Вокруг все так же бесновался и стонал Горидукх. Но теперь Шаггу не было до него никакого дела. Он прекрасно знал, что этой ночью – рано или поздно – греховные пляски и огненная вода выкачают из хархи все силы, превратив их в беспомощных детей. Ведун при этом не испытывал злорадства.
Ибо, во имя духов предков, он не хотел такого исхода истории.
– Дария, поди на дальнюю террасу. – Король остановился напротив качелей, мерно скользящих туда-сюда под водной аркой, создаваемой двумя комнатными фонтанами. Вода высокой дугой переливалась из одной чаши в другую, ни единой каплей не задевая мягкого дивана, покачивающегося на цепях вычурной ковки. – Хочу побеседовать с сыном.
Бадирт, восседающий в неестественной позе на посеребренном рундуке под сенью раскидистой искусственной вишни с ягодами-рубинами, и здесь не преминул оспорить родительское требование:
– Пускай остается. Я к ней привык, – пояснил он в ответ на вскинутую бровь отца. – К тому же мне, если хотите знать, все равно.
Кафф открыл было рот, чтобы высказать отпрыску свое недовольство, но на полпути передумал и махнул рукой.
– Ладно. – И примирительно попросил: – Принеси нам сюда еще сорху и кумквата в меду. В конце концов, сегодня такой праздник! Подойди ко мне, Бадирт, – поманил он сына к себе на качели. – Плеснуть тебе в честь Горидукха настойки на яшмовой коре? Мне – обязательно, – прокричал он Дарии вглубь террасы.
Принц поправил богато расшитый хитон, постоянно сползающий с худого плеча и, теребя его полы, послушно пересек опочивальню. Пара-другая фонтанных капель оросили его зачесанные назад волосы, прибив их к затылку. По темени будто бы провели подтаявшей льдинкой. Ощутив это, Бадирт вздрогнул. Несколько мгновений спустя – и от прикосновения отцовской руки к плечу. Напряженный, как натянутая струна, принц воспринимал действительность излишне остро. Все ощущения проходили через его тело искаженными химерами, выпрыгнувшими с обратной стороны кривого зеркала.
Он обменялся коротким, почти незаметным взглядом с Дарией. Та уже возвращалась с террасы, раздобыв то, о чем просил ее Кафф. По комнате вновь разлился терпкий аромат сорха.
«Толченые кардамоновые семена, – просвистело в голове принца. – Они везде на Горидукх: в еде, напитках…»
Пряный дымок защекотал обоняние Бадирта, зашептал ему что-то о детстве, о веселых играх в этой части замка – еще до того, как он разделился на две половины. Напомнил, как он, Бадирт, с нетерпением ждал чествования Скарабея… Ждал, чтобы со всеми вместе полюбоваться ночной сменой созвездий, распевая славословие новой небесной фигуре; чтобы отведать огромного пирога и в очередной раз послушать нянины сказки о рисунках из небесных светил. В них неизменно говорилось, что нет «хороших» и «плохих» времен и что каждое из них, будь то цветущая весенняя пора или песчаные смерчи зрелой осени, зависит только от наших собственных мыслей.