Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Мысли… Однако в этих сказках почему-то ничего не упоминалось о действиях. А их время пришло.

На улице уже окончательно стемнело, а насыщенная смесь звуков, долетающих с подножия горы, живо свидетельствовала о том, что Горидукх вступал в свои права. Теперь опочивальню освещало великое множество свечей, и их теплый свет делал бежевые скульптуры почти живыми. Казалось, они гостьи в этих помпезных покоях – не менее реальные, чем он, Бадирт. Не шевелясь и не моргая, они в торжественном молчании наблюдали за принцем.

Кафф откинулся на мягкую спинку подвесного дивана, мечтательно глядя в хоровод радужных капелек под потолком. Отправляя в рот медовый сухофрукт, второй рукой он пошарил в складках своей кремовой от свечного света тоги. Что еще за выдумки? Откровенно говоря, Бадирт был настроен на строгий выговор, если не на какое-нибудь наказание, призванное пробудить в нем лучшие качества. По меньшей мере, его должны были как следует отчитать за дерзость, за то, что встревал в речь отца, за плохую подготовку к празднику… Он ведь даже не потрудился мало-мальски нарядиться и уже успел снять с головы венец наследника опалового трона! И на все это отцу – после бодрящего сорха к тому же – вдруг стало наплевать? Замешательство сковало и без того неуклюжее тело принца.

– Цитрин? – Бадирт был столь обескуражен, что спросил об этом вслух. Обычная полудрагоценная стекляшка, которую в народе считают оберегом на Скарабей. Ими сейчас усыпано все Подгорье. – Ты даришь мне цитрин?

Кафф шутливо нахмурился, протягивая принцу небольшой лимонно-желтый граненый камушек на тонкой серебряной цепочке.

– Слышал я о твоих мрачных мыслях накануне великого праздника, – заговорщицки проговорил король.

На мгновение Бадирт оцепенел: ему что-то известно? Как? Откуда?

– Так вот, – понизив голос, продолжил Кафф, – думаю, это все от твоего высокомерия. Весь в меня! – Бадирт нехотя взял цитрин, недоверчиво косясь на отца. – Я ведь тоже был таким в твоем возрасте – все думал, что кругом все дураки и делают все не то. Вон, погляди, – металлический коготь указал на портреты на дальней стене, – я и сейчас порой выкидываю всякое. Взял, к примеру, и перевесил! Тоже мне традиция – чтобы предки неодобрительно пялились на меня спящего! Ну, или неспящего. – Взгляд Каффа скользнул по Дарии, грациозно пристроившейся на соседних качелях. – И это я тоже называю «выкидывать»! Однако, как видишь, ничего из этого не мешает мне соблюдать все внешние приличия, сплачивать хархи, почитать богов и оставаться тем подлинным королем, которого они любят. – Глубоко довольный своим демократичным нравоучением, Кафф сложил руки на могучей груди. – И для этого, сын мой, иногда нужно всего лишь надеть на шею цитрин, выйти на балкон к своему народу и разрешить ему делать то, что задолго до нашего появления дозволила ему сама природа!

– Значит, чтобы мной были довольны, мне достаточно делать что я хочу? – изобразил искреннее удивление Бадирт. Затем медленно, словно глубоко обдумывая каждое услышанное слово, добавил: – И заботиться лишь о соблюдении внешних приличий…

Принц нащупал пальцами подаренный цитрин – каким-то образом цепочка уже болталась на шее наследника, – и крепко зажал его в бледной ладони. Кафф лишь усмехнулся.

– Вот поэтому, сын мой, королями и становятся тогда, когда зрелость уже сгладила все острые углы и обточила тебя изнутри, – ответил он, прерывисто вздохнув. – Когда начинаешь видеть мир таким, каков он есть. А не таким, каким кажется тебе.

Едва сорванный с шеи Бадирта цитрин коснулся пола, покои огласил дребезг бьющегося стекла. Принц метил в пространство, не занятое коврами, – чтобы камень именно разбился. Так и вышло. Брызнули желтые осколки. Сверкнули бешенством глаза Каффа.

Сказать он ничего не успел: ловко вынутый из-за пояса нож Бадирта яростно полоснул его по груди, в области легкого. Как раз в тот момент, когда все внимание короля было приковано к разбегающимся в разные стороны осколкам. Инстинктивно замахнувшись своей здоровенной рукой туда, где только что сидел принц, Кафф так и не достиг своей цели, потерял равновесие и завалился набок. Остервенелый рев заполнил опочивальню, заглушив все прочие звуки. Качели сделали в воздухе два крутых виража. На третьем, улучив момент, Бадирт нанес еще один удар – теперь прямой, колотый, в область сердца. Кровь, сочившаяся парой тонких струек, теперь захлестала принцу прямо в лицо. Она была горячей, насыщенной и непередаваемо живой. Каждая ее капля буквально ошпаривала, прожигала бледную пятнистую кожу, словно призывала Бадирта одуматься. Пасть на колени, моля о прощении.

Покаяться.

Но нет. На белоснежной тоге Каффа уже стремительно распускал лепестки алый цветок с багряной сердцевиной. Роса с этого цветка часто закапала в фонтанную чашу, окрасив воду сначала в бледно-розовый, но уже вскоре – в цвет багряного кварца.