Лекции по искусству. Книга 2

Я хочу сказать, чем отличается история России от западной истории. Я беру только Европу. Западная история имеет последовательную диалектичность. Она изживает себя, у нее есть время. Вот была такая долатинская форма, потом латинская, затем стала Византийская — у них было время создать святых великомучеников, целый ряд форм. Мы развиваемся дискретно — толчками. У нас всегда одна система накладывается на другую. Мы живем через толчки. Получается подобно торту «Наполеон». В результате, дохристианская культура изжита не была. Но здесь надо говорить очень аккуратно, потому что многие вещи надо рассматривать. Это я говорю «дохристианская культура». А на нее сразу, в один час, наложили крещение. Крестили, как? Не просто насильно, а в один час. И что получалось? Разрушалось все. Мгновенно! Вчера вы были еще язычники, а сегодня стали просвещенными. С сегодняшнего дня. Так бывает или нет? Никогда! Именно поэтому язычество диффузионно — через все слои ползет вверх. И сейчас оно присутствует. Оно не изжито. Пришел Петр, но и до него было несколько интересных моментов, но я беру его. Вот он пришел, и сказал: «Ребята, чтобы к завтрашнему дню ни одной бороды!» А девицы? Они где сидели раньше? По теремам? Наталью Кирилловну допускали глядеть, как пируют мужчины. Любимая жена Алексея Михайловича через окошечко смотрела, как они пируют. А сегодня девки, что? Вот такое декальте, вот такая грудь, щеки нарумяненные, прически, хоть завтра на Ассамблею…

А что тогда было? Мыться не умеют. Ничего! Он только вчера в портках ходил, а сегодня? А ему говорят: «Ты чего сюда приперся?» И всему учились. Книжечки были специальные такие с анекдотами, которые нужно было рассказывать на Ассамблеях. Я их сама в руках держала. И вот, сидят тетки эти, а чтецы читают анекдоты по этим книжечкам. А потом взмах руки и все «Ха-ха-ха». Я вам сейчас расскажу один из таких анекдотов: некто молодой, прогуливаясь по Невскому проспекту, завидел особу не весьма обремененную. Завидевши ее, он вперил в глаз золотой. «Любовь слепа, а не крива», — ответствовала она ему. И над этим все хохотали. А вы поняли смысл анекдота?

А Революция? То же самое, что крещение или петровские реформы. Кто был ничем вчера, тот станет всем сегодня. И сразу все ломать! И сейчас также. А нижние слои все пропитываются и пропитываются. И получается такая сложная история. И вот эта история, наложения одного слоя на другой, дает возможность для потокосочинительства. А она и есть основа сочинительства. А как иначе? Никто ничего не пишет. Истории нет. Когда у нас история появилась? Кто был ее отцом? Карамзин. Современник Александра Сергеевича.

А Александр Сергеевич был величайшим историком, не меньше, чем Карамзин. И поэтому русские писатели начала 19 века берут на себя все — функции историков, философов. Как говорил Гумилев: «Мы не отстали. У нас другая идея и ритмика». Поэтому та теория, что мы справедливо обсуждаем, а я не только благодарю вас за ваш доклад, но и считаю его прекрасным и желаю, чтобы такие доклады повторялись, как можно чаще — это очень здорово, но та теория ни о чем. Вот Рыбаков — это основное. Мы с вами не жили за 4000 лет до нашей эры. Немножко не прилично. Это называется панславизм. Это теория так и называется. И панславизм точно такая же неприятность, как и пангерманизм и чего-нибудь другое. Вот Гумилев был панингалистом, хотя я его обожала. Что вы спрашиваете? Что такое «пан»? Это «над». Вот и Александр — панславенист. «Юбер алес» — высшая раса. А есть панрусофобы. И работает это все на одно и тоже. Уж как я любила Гумилева, и на курсы привела, и дружили мы с ним, а он был панингалистом. Совершенно типичный. Как только, кто-нибудь говорил слово «Чингисхан», он тут же розовел весь и, не дай бог, пшикнуть в ту сторону — личный враг. Навсегда. Обожал своих монголов и Чингисхана. До обморока. Только они одни и были хорошими. Начинаешь говорить о татаро-монгольском иге, он тут же: «Ну, что Вы! Они нам только все хорошее дали!». Слабость такая была. Он — феноменальный человек, я еще буду о нем вам рассказывать, но сейчас я не буду на нем застревать, потому что мне до сих пор скучно без него жить, поговорить не с кем, как с ним. Я спрашивала его: «Почему Григорий Отрепьев назначает Марии Мнишек свидание в 11 часов?» Как он мне интересно рассказывал.

Поэтому, то что сейчас начинается… Помните, я вам сказала, что мы живем в средние века? Вот сейчас мы живем в этом времени. Ну, что же, вернемся к китайцам.

Итак, на прошлом занятии я показывала классический вертикальный нанкинский пейзаж. Мы говорили, почему он вертикальный, что означает его лингвистика, и что это есть совершенное состояние мира. Нанкинский пейзаж, то же самое, вернее, это подобие античных канонов или нашей иконы. Это совершенное изображение философского отношения к миру, к Бытию. Вместе с тем, величайшее живописное искусство этих каллиграфов — я этих художников называю каллиграфами.