Одним словом, пространство — это очень интересная вещь. Возьмите пространство гламура, когда человек опредмечивается. И тогда он исчезает, становится частью предметного мира. Вся гламурная идея очень сильна. И это тенденция начала 20-го века начинается с эпохи Либерасьон, с того самого, широко развитого модерна, когда все опредмечивается. Это даже на фото начала 20-го века. Китайская толпа или физкультурный парад — это тоже опредмечивание, но только предметность гламура дороже и красивее. И эта запредмеченность всегда связана не с моим персональным одиночеством или погруженностью в одиночество, где я становлюсь никем, а это пространство создает интонацию всему, и я — предмет массового сознания или индустрии. Есть такая маленькая игрушка «Клоун, вращающийся на брусьях» — вот это гламурное запредмечивание: с ошейником на шее, платьем, прической. И лица больше нет. Оно стало частью этой драгоценной системы.
— Гражданка, а вы, кто?
— Я предмет. Очень дорогой и руками не трогать.
Вы понимаете? Человек меняется относительно пространства. Он занимает другое место. Он по-разному сливается с этим пространством.
Как определяет художник отношение модели и пространства? Или просто пространства? Конечно, есть такие великие умы, как Шилов, которые живут просто вне этого (смех)
, вне времени и пространства. Есть много примеров. Театр восковых фигур не обсуждается. И есть огромное количество художников, у которых речка по песочку течет и берега омывает, а я хочу сказать «не обсуждается!». Это есть, как говорила Ахматова: «Перевод с неизвестного». А мы говорим о том, как новое пространство о себе заявляет. А оно заявляет вот так. Допустим, Верещагин пишет войну в 19 веке. Говорит: «Смотрите и поучайтесь — апофеоз войны».Египетская пирамида, только из черепов и нам, ребята, это очень понятно. Мы видим, что такое война, обезлюживание мира. Люди уходят вот так. Смотрим мы какой-нибудь переход Суворова через Альпы и думаем: «А война — вон как здорово! Парни какие молодцы, на заднице сами спускаются. Да, хоть, с Эвереста, мы все равно победители». Прелесть какая, правда? Это точка зрения. Мы главные и пришли всех освободить, потому что наш солдат с оружием откуда-нибудь скатится. Это уже просто можно лечь под него и все. Мысль! А Пикассо — человек 20-го века, но там пространство стоит на месте, там земля стоит, горы стоят, просто вопрос в том, что Верещагин, попугивая, говорит: «Будем все-таки пацифистами, потому что не понятно чьи, черепа-то. Это череп моего солдата, а тот еще кого-то — это черепа человечества».
Верещагин «Апофеоз войны»
Он за весь земной шар объясняется, и эта гора становится «не русских против кого-то» или «кого-то против русских», а апофеозом войны, а у Суворова это становится апофеозом патриотизма и победы.
Суриков «Переход Суворова через Альпы»
Но мир продолжает ставить. А Пикассо говорит: «Не надо этих иллюзий и заблуждений. Только без этого давайте посмотрим правде в глаза. Потому что война — это не гора черепов и не апофеоз патриотизма. Это ввержение мира в хаос». И не останется мира, как Логоса. И возвратится мир к начальному Заосу, из которого он с величайшим трудом превратился в Логос. А при хаосе будет уничтожена материя. И мы люди должны знать, что хтоническое начало и вся цивилизация вместе взятая — все превратиться в разодранные куски, лишенные внутренней связи и выброшенные в виде шлака на помойку. А когда я увидала эту картину в подлиннике, в Испании, я поняла, что больше не пойду ее смотреть. Ты находишься за границей, в Испании — синее небо, солнце, так хорошо, а тут такое, что моментально портится настроение. Картина-то большая, написана здорово и очень убедительно. А в чем дело? Как сказала Ахматова: «Когда человек дерется на шпаге или на турнире он видит вас в лицо, видит ваши глаза». Это одна степень контакта. А, если ты поднимаешься над Хиросимой и никого не видишь — ни детских глаз, ни стариков, а в трубку кто-то говорит: «Люк первый открывается», то ты выбрасываешь смертоносный груз и улетаешь. Так что после тебя осталось? А вот это. Вот почему я показываю вам разные примеры, чтобы вы поняли то, что понял Пикассо еще тогда, до Хиросимы, когда он — человек 19=го века увидал первую в Европе бомбежку. И, как гениальный художник он сразу помножил на пространство и время, и сделал вывод раньше, чем все это произошло.
Пикассо «Герника»
Пикассо «Война»
Пикассо «Резня в Корее»