Когда он был очень молод и учился в Утрехтской мастерской — город был такой, у художника Хендрика Тербрюггена, то они называли себя «утрехтские караваджисты». Это влияние Караваджо на европейскую живопись, на становление европейского реалистического языка в живописи. Так вот, Тербрюгген писал библейские сюжеты. Например, у него есть картина, которая называется Иосиф-плотник. На ней, Иосиф стругает доски. Такой сильный старец, обыкновенный слесарь, столяр, а рядом маленький, очень миленький мальчик держит ему светильник. То есть сюжет, как бы библейский, но вместе с тем, вы прочитываете его как сюжет бытовой, обычный. Для Рембрандта была важна тайна не только человеческого бытия, но и историческая — тайна человека и истории. Конечно, он был глубоко религиозным человеком, и все же в нем была неистребимая особенность. Он был очень удачно женат на одной из наследниц самого большого состояния в Амстердаме — на Саскии фон Эйленбюрх. Я уж не говорю о том, что все были против этого брака. Но Саския любила этого человека и вышла за него замуж, поэтому он мог позволить себе многое, что не смог бы позволить без жены. Его страстью был базар — амстердамский рынок. Он очень любил ходить туда, потому что на нем можно было найти удивительные вещи. Это были и старинные арабские, аравийские рукописи, которые он не мог прочитать, но по которым он просто водил пальцами, гладил обложки для того, чтобы ощутить, прочувствовать то время. Он покупал изумительные старинные древние ткани, оружие, мебель и даже животных. Его ворожило то время, которое жило в этих вещах, превращая их в прекрасные, как мы сейчас бы сказали, артефакты. И вы знаете, в книге «Мастера искусства в искусстве», опубликован уникальный документ описи дома Рембрандта. Когда он покинул свой дом в Амстердаме, то для продажи этого дома была сделана опись и в ней, боже мой, что же мы читаем! Рембрандт жил в каком-то, вообще, уникальном, антикварном, художественно-историческом пространстве, из которого он просто не выходил! Какая там была античность! Самое главное, какой там был Восток! Какие там были восточные древности! Этим желанием, как бы войти внутрь истории, почувствовать себя частью этого пространства — пространства, описанного Библией, это совершенно удивительное качество или чувство, которые я сейчас не берусь объяснять, потому что оно имеет, как мне кажется, очень глубокие и психологические качества, о которых мы сейчас говорить не будем. Он просто был другой. И весь мир, которым он окружал себя, тоже был иным. И художник был на этом очень сосредоточен.
Саски фон Эйленбюрх
Если посмотреть на целый ряд его картин, созданных на библейские темы, то мы увидим, что через них проходит какая-то странная мысль о времени, которое меняет костюмы, их антураж, декорацию жизни. И время не властно над человеческими страстями, человеческой душой, человеческими поступками, любовью, предательством, изменой, слезами, отчаянием — и это совершенно удивительно.
Так распорядилась судьба, что ему было суждено потерять свою связь с миром, потерять свои связи с заказчиками, потерять свои связи с художниками, с художественным миром, из-за своей инакости, потерять свои связи с родней и потерять своих близких. И при этом, не только не потерять себя, а все более и более погрузиться в свой единственный и уникальный мир. Когда он остался практически один, а его дом был продан, он лишился всех этих поддерживающих жизнь лесов. От него ушли ценные художественные вещи, которые он любил видеть, к которым он любил прикасаться, которые он очень любил писать. И он ушел, поселился в амстердамском еврейском гетто, с которым был очень связан. Он очень много писал для жителей гетто, потому что они, для него, стали представителями библейского мира, частью библейской физической истории. Этим и объясняется интерес к этим лицам, узловатым рукам, такому углубленному созерцанию.
«Блудный сын»
«Блудный сын», о котором мы будем говорить, практически является его завещанием, последней картиной, которую он написал в своей жизни. Во всяком случае, так историки искусства датируют эту картину: 1669-м годом — годом его смерти. Есть такое предположение, что к сюжету «Блудного сына» Рембрандт обращался неоднократно. У него есть офорты с таким же названием. Должна сказать, что эта тема была довольно широко распространена в 16–17 веке. На эту тему Босхом были написаны очень интересные картины, особенно одна — совершенно удивительная, изображающая блудного сына, уходящего из дома своего отца.