Читаем Лекции по искусству. Книга 5 полностью

Даже если я покажу вам план Успенского собора, а этот собор имеет ту же модель, что и Московский Успенский собор. Почему? Потому что Аристотеля Фиораванти (Фьораванти) — итальянского архитектора тогда послали во Владимир, чтобы он сделал такой же собор, как и в Москве. Потому что Владимир мыслился, как старая столица, а Москва, как новая. И названы соборы были одинаково. И между собой они равны. И что еще необыкновенно важно для особой истории России и русского зодчества, так это то, что идеальное национально-русское зодчество конгениально ландшафту. Оно всегда ландшафтно. Вы замечали, как выстроены усадьбы? Их никогда просто так не ставили. Их всегда замышляли, как естественно-неотрывные дома от природы. Даже, если взять самый иностранный из всех русских городов Петербург, то и он отличался от западных аналогов своей ландшафтностью. Когда вы в Париже, то воспринимаете его, как театр. Вы всегда находитесь на сцене. Он сценичен, он драматургичен и театрален. Но, когда вы находитесь в Питере, вы всегда находитесь между водой и небом — он вписан в ландшафт. Вся архитектура русская. Возьмите дом Пашкова — это всегда соединение с природой. Как не изменились города, но куда бы вы не приехали, вы чувствуете и видите это соединение.


Аристотеля Фиораванти (Фьораванти)


Дом Пашкова


Храм придает осмысленность картине мира. Это черта лирическая. А русскому искусству свойственна лиричность. Обратите внимание на русскую поэзию. Она ландшафтна всегда. Все поэты ландшафтники и не только. Иначе они не воспринимают: любовь, не любовь, страдания, слезы, радость — ничего, только через природу и союз с ней.

Это удивительнейшая вещь, как и музыка. Я никогда не могла себе представить, что есть такая феноменальность. Этим наша национальная культура стилистически, духовно отличается от другой западно-европейской культуры. Своей связью с природой. Что здесь? Не могу сказать. Неизжитое язычество или что-то еще. Однажды, я провела интересное исследование между французской и русской поэзиями. Французская поэзия построена на театре, а русская на природе. Все ее события связаны с явлениями природы, с временами года.

И вот пронзительной чертой Владимирской культуры является связь с ландшафтом. Благостная чистота и красота православного зодчества. Оно имеет еще одно свойство. Такого разрыва между реальной жизнью не было нигде. А искусство восполняет эту щель. Оно создает совершенный образ красоты и духовности. Но как бы противостоит ему и это, конечно, видно в фильме «Андрей Рублев» Тарковского, т. е. когда русский храм ставят не где придется.

А ставят его очень интересно. Он имеет три или четыре точки. Храм очищает место, где его ставят. Он всегда очиститель того места, где стоит. Если в доме началась холера, то дом сжигали, а на его месте ставили храм. У меня разговор был с теологами на эту тему. Этой архитектуре свойственно такое количество дополнительных качеств, входящих в самую суть архитектуры, что мы все и не перечислим. Это сакральное пространство. Еще мусульманская архитектура похожа своим отношением к природным качествам на русскую. Но это не меняет сути. В Новгородской архитектуре есть еще одна интересная черта, что отличает ее от Владимирской. Речь идет о Владимирской архитектуре, о стройности, что мы наблюдаем. О законе, если не симметрии, то правильности соотношения. И все это идеально. У Новгорода этого нет. Во Владимире архитектура аристократическая, а в Новгороде — мужицкая. Иногда, создается такое впечатление, что они, как дети неуклюже лепили руками. Все!


Софийский собор в Новгороде


Перейти на страницу:

Все книги серии Волкова, Паола. Лекции по искусству

Похожие книги

Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение