Лекции по искусству. Страшные сказки

Вы скажете, что Синяя борода не стремился показывать свою коллекцию публике. Возможно, он был похож на тех, у кого дома хранятся похищенные из музеев шедевры, – они и хотят, и боятся их демонстрировать. Давая ключ жене, художник точно знал, что она придет и увидит его мастерскую. Он точно знал, что она ужаснется и заранее восхищался этой реакцией. И конечно, понимал, что зритель такой выставки должен на ней остаться, стать ее частью.

К счастью, ему помешали. 10

Синяя борода – герой нашего времени.

Ранимый, жестокий, закомплексованный, сладострастный, мнительный, мстительный, он живет среди нас. Возможно, его борода еще не начала расти. Может быть, он смотрит фильмы, читает книги. Он учится, размышляет. Его секретная комната пока пуста, но в ней уже висят крюки. И все готово. Нужен только повод – им может стать жестокость окружающего мира, отказ любимой женщины, да мало ли что.

Людей так много, мир так велик, город так огромен, в нем столько темных нор, где легко затеряться. Не нужен больше ни густой лес, ни уединенный замок. Весь мир вокруг – огромный дремучий лес людей. И от этого делается немного не по себе. Белоснежка

Сказка о Белоснежке сложилась позже большинства сюжетов, о которых я пишу в этой книге, – братья Гримм записали ее на немецком языке в начале XIX века, а впервые опубликовали в сборнике 1812 года (и этот год уже какой-то осязаемый, до него можно дотянуться).

«Белоснежка» Гриммов вобрала в себя множество мотивов – античных, библейских, сказочных, а также исторических реалий прошедшей и наступившей эпохи. Читая оригинальный текст или множество поздних переложений, часто ловишь себя на мысли: где я это прежде читал? Вот, тут ее оставили в лесу, как детей в «Мальчике-с-пальчике», а потом она заснула, как в «Спящей красавице». Как будто из «Спящей» перекочевал и мотив мачехи-людоедки, которой под видом печени и легкого Белоснежки подают органы молодого оленя. Пушкин в своей «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях» и вовсе скрестил сюжеты двух (а может, и трех) сказок в одной поэме.

И все-таки «Белоснежка» – оригинальная сказка со своей судьбой, с незабываемыми образами главной героини и ее антагонистки, с деталями, мелькавшими в других сказках, но прочно ассоциирующихся с этой. Причина, я полагаю, в том, что именно в этой сказке поставлен важнейший для современной цивилизации вопрос: что такое красота? И следом другие: какова ее цена? насколько она долговечна? как ее удержать?

1

Великие сказочники прошлого принадлежали к совершенно разным эпохам, и записанные ими сюжеты сохранили отпечаток этих эпох. Скажем, Джамбаттиста Базиле писал свою «Сказку сказок» (опубликована посмертно, в 1634 году) на излете Ренессанса в Неаполе. Его тексты полны раблезианского юмора, они витальны, шероховаты, в них много телесного низа и сильных эмоций – там совокупляются, пируют, рыгают, рыдают, испражняются и ржут.

А вот Шарль Перро был чиновником от культуры, академиком, моралистом, автором скучных классических трагедий и нудных трактатов, да к тому же сказки свои написал в форме подношения особе королевской крови от лица своего сына. Его тексты, опубликованные в 1697 году, лаконичны, довольно сдержанны, прохладны, в них многое сказано экивоками, а главное, эти сказки дополнены моралью – часто однобокой или вовсе – в современном понимании – шовинистической.

В свою очередь, Гриммы были современниками Гете и зарождения научного прогресса, свидетелями падения монархий, революций, восхождения и низложения Наполеона. Они иначе видели мир. Это были ученые люди, лингвисты, основоположники германистики. Гриммы собирали сказки и просто потому что важно хранить и анализировать фольклор (жанр хрупкий, особенно нуждающийся в фиксации), и потому, что, будучи патриотами, Гриммы думали о будущем своего разобщенного в то время народа, которому были необходимы эти сказки как фундамент культуры и языка. Как писал Якоб Гримм: «Сейчас самое время собирать и спасать старые предания, чтобы они не испарились, как роса под жарким солнцем, не погасли, как огонь в колодце, не умолкли навеки в тревогах наших дней». Хочется воскликнуть: а когда, уважаемый Якоб, время было другим?