- Мне это и без тебя известно. Ведь что бы я ни сделал, все это стыдно, тогда как им позволено решительно все и ничего не стыдно. Но ведь и меня тоже ограбили, и меня обчистили как липку. Ты что, сама не видишь, что ли?
- Наши никогда не воровали, - пролепетала она.
- Как бы не так. Только не пойманный - не вор. Будь покойна, и воровали, и грабили, тут ты ни одного не найдешь, за кем бы не водился какой-нибудь грешок.
У нее от неожиданности высохли слезы, только две влажные бороздки спускались вниз, поблескивая еще на щеках. Она смотрела на меня долгим-долгим внимательным и как бы недоумевающим взглядом - уж не другой ли кто-нибудь, приняв мой облик и голос, выдает себя за прежнего Ладо. Так оно и есть, воскликнул я про себя, теперешний я совсем не похож на того, каким я был раньше. Мне теперь нет никакого смысла быть таким, как прежде. Пока я самозабвенно упивался восхвалением кристальной чистоты и прочих добродетелей, мой дом родной взвился к небесам столбом густого дыма. А после этого, в то время, когда я верил еще в гуманность человека и прочую чепуху, они убили мою Джану и Юга. Но им и этого было мало - да разве они когда-нибудь могут насытиться! - они объявили Нико вором, вынудив его спуститься вниз и отстаивать свою честь. Только со мной у них этот номер не пройдет! Пусть объявляют меня кем угодно - мне наплевать! Пусть хоть дьяволом! Уж тут я расшибусь в лепешку, а постараюсь переплюнуть дьявола. Я и так уже вывернул свою шкуру наизнанку. Но все равно им не придумать для меня казни хуже той, которую мысленно они уже мне приготовили… И вдруг я вспомнил ее имя - Ива.
- Что же это ты, Ива, кукурузу забросила совсем?
- Мне воды не дают.
- Если ждать от них щедростей, так у них бог ладана не дождется, а святой - свечки. Тут добровольным подаянием сыт не будешь, тут надо когтями выдирать, силой отнимать.
- Вчера моя очередь на поливку была, а все равно Треус воды не дал.
- Будь сейчас Джана жива, она бы его и спрашивать не стала. Да она бы и очереди не дожидалась, когда кукуруза пропадает.
- Джана совсем другое дело, а я не могу. На меня и так говорят, что я коммунистка, и обзывают по-всякому.
- Сейчас я тебе пущу воду, а ты выходи в поле. Да нарежь веток корове или травы нарви - нечего ей голодной стоять. А Малого с собой забери и воду никому не отдавай, пока все поле не польешь. Дерись за воду, все за свое дерутся и спокон веку дрались. Пускай хоть стреляют, а ты не отступайся - это же ваш хлеб на весь год, другого неоткуда ждать!
И совершенно не заботясь о том, чтоб держаться в тени, я зашагал прямиком через поле. Вода, как и следовало ожидать, была на Страментиевском лугу; я согнал ее всю до последней капли в канаву и пустил к нам. Итак, начало положено; но оно пропало бы даром, если бы за ним не последовало продолжение. Я подошел к дому, прикусил зубами прут и, дважды грохнув прикладом в дверь, сказал не своим голосом:
- Страментий!
Он терпеть не может, когда его так величают, но струсил и все-таки отозвался.
- Если ты посмеешь сегодня притронуться к воде, - сказал я, - я тебе руки-ноги поломаю!
- А кто ты такой?
- Черный-пречерный, впрочем, сам увидишь, если только посмеешь прикоснуться к воде! И кроме того, советую тебе поменьше выспрашивать да получше соображать! Моя кукуруза важнее твоей отавы!
Я жду, что он скажет, но он молчит. У него уже был печальный опыт общения с комитами в прошлой войне, и, памятуя об этом, он прикусил язык. Я прошелся по его усадьбе, саданул пару раз прикладом в стену и, нагнав на него страху, удалился. Вода как раз подошла уже к ограде, Ива вовремя подоспела и направила ее в поле - наша спаленная кукуруза зашумела, шурша листвою и выражая мне сердечную благодарность. За оградой в густой траве спал Малый в колыбельке. Я расчистил мотыгой бурьян и посыпал землю табаком от змей, которые могли переползти сюда через стену, я стал смотреть на Малого, как он жмурился от лунного света и сладко чмокал и пыхтел на пороге жизни - той мутной воды, в которую он собирался вступить. Когда, устав бороться, мы опустим руки и отдадимся на волю течения, он еще долго будет сильным и смелым и все еще будет держаться стремнины и плыть по ней дерзко, с гордо поднятой головой, устремляясь навстречу теснинам будущего, где клубятся туманы неизвестности, мерцают огоньки надежды и куда нас влечет судьба, обольстительно улыбаясь нам и швыряя в нас поленьями и камнями и всем, что попадается ей под руку.