Ага, так это разветвляется мой сон, подумал я про себя, недаром ведь он обещал мне исполнение всех желаний. Стоит мне только о ком-нибудь подумать или произнести чье-нибудь имя вслух, как сон мгновенно вплетает его в свое повествование и сообщает о нем все, что -знает. Ну что же, это неплохо - я ведь так давно не имел никаких вестей. Оказывается, Лука видел в тюрьме кой-кого из ребят, встречавшихся в Боснии с Ненадом. Вот на какие проделки пускается старый враль-сон, стараясь затянуться подольше. Едва обнаружив где-нибудь опасный пробел, он без промедления перескакивает на другую тему и, нащупав точку опоры, снова набирает силу, разветвляясь молодыми побегами.
- Да, хорошо им там, в Боснии, - проговорил старик, словно в подтверждение моих собственных мыслей, подтверждение, которое я так давно уже жаждал услышать. - Они освободили большую территорию и все время расширяют ее. Ее площадь вдвое больше нашей Черногории, и земля там не то, что у нас - бесплодный камень да скопище скалистых громадин. У них там равнинная местность, удобная для жилья и посевов, привольные пашни и сады, города, магазины, автомобильные дороги и всякое такое. Иной раз под натиском превосходящих сил противника нашим приходится отойти и кое-чем поступиться, зато потом они прорвутся там, где их никто не ждал, и не останутся в накладе. Подорожную им брать не надо, ни царь, ни визирь им не указ. Да и шутка ли сказать, десять бригад, и все как на подбор - молодые буйные головушки, огневые ребята, им сам черт не страшен. Хлеба у них вдоволь, трофейного оружия полным-полно, обуви тоже хватает и одежонка имеется - они пленных вмиг разденут. Днем отдохнут, ночью нападают. Боеприпасов у них сколько душе угодно, чего ж еще желать солдату…
- Нечего, - сказал я с завистью, - даже если половина из этого правда.
- Все правда, от слова до слова. Я их всех подряд допрашивал, потому что и меня тоже сомнение брало. Счастье их, что там четников нет. Даже духа их нет, им наши в Боснии не дали голову поднять, и потому сейчас там некому народ мутить и раскалывать, там все как один, и даже в песне про это поется: «все мы братцы из-под Козарицы, не рожают у нас матери предателей». А если уж народ сплотился каким-то чудом, он сам способен чудеса творить.
Все это вполне правдоподобно и логично, но все-таки похоже на сон; привычные понятия перевернулись вверх дном, тюрьма оказалась источником добрых вестей, и, слушая их, лес только диву дается.
- Как хорошо, что тебя выпустили, - сказал я.
- Не знаю, что это им в голову ударило, вот уж не надеялся выбраться оттуда.
- Должно быть, кто-нибудь замолвил за тебя словечко!
- Представления не имею, разве что дьявол им на ухо нашептал; они ведь никого, кроме дьявола, не слушаются. Боюсь, не кроется ли здесь какой-нибудь подвох, ты ко мне пореже наведывайся.
Табаком он меня не угощает, боится заразить. Когда я прикурил самокрутку, он свою потушил, как бы не выдал меня второй огонек, если к нему приставлен какой-нибудь шпик.
Там у них на тюремном дворе росло одно единственное деревце, должно быть, ветер откуда-то занес яблочное семечко и в окружении серых стен прижилась и выросла тонкая яблонька. Все заключенные норовили пройти мимо той яблоньки и ласково погладить ее рукой: она была для них чем-то живым, чем-то своим, что не питало к ним ненависти и не кричало на них, а только вздыхало с ними вместе. Весной заключенных под конвоем гоняли за город к Таре на пойменные луга раскапывать Собачье кладбище и вытаскивать из ям предателей, которых прошлой осенью постреляли наши; в тюрьме оставались одни только старики, тяжелобольные и закованные в кандалы коммунисты - их выпускали на пять минут во двор, глотнуть свежего воздуха, и тогда они видели цветущую яблоню. Частенько вспоминалась ему тогда вот эта яблоня, но он распростился со всякой надеждой увидеть ее когда-нибудь… Когда же в ненастный день облетел с яблоньки цвет, ему казалось: вот и осень пришла, вот и снег повалил, перевернулся белый свет вверх ногами …
- Должно быть, намерзся ты там? - спросил я.
- Меня и теперь еще дрожь берет, как вспомню эту могилу для живых людей.
- Зато у тебя там компания была, свои люди, а с людьми не так скучно.
- Люди были, но каково мне было смотреть, как они исчезают. Молодые парни, твои и Ненадовы сверстники, да еще и моложе вас, совсем еще дети, у которых еле-еле пробился пушок над губой и голос окреп, и вот наступает ночь, а утром парнишка уж не проснется живым. А который проснется, так тоже на горе себе, и еще до полудня для него наступит последняя ночь. Таких убивают, а предателей не трогают.
- Неужели там тоже есть предатели?