Лелейская гора

С противоположной стороны широкого поля до меня доносилось тихое журчанье разговора, подобно ручейку набиравшее силу до мере приближения ко мне. Это были встревоженные женские и детские голоса - невольники возвращались из лагеря. Собственно, они не успели добраться туда - кто-то смилостивился по дороге и отпустил их, а может быть, невольники выпутались как-нибудь сами или для них не нашлось свободного места. Я спрятался за кустом. Сегодня не стоит попадаться им на глаза: у женщин сейчас самое вздорное настроение, обед не сготовлен, и они с досады могут во всем обвинить меня. За женщинами показались и мужчины - над ними повисло тяжелое молчание и запах ракии. Угрюмые, понурые, униженные, они плелись, опираясь на палки, и тяжело вздыхали. И хоть бы одно ругательство, облегчая душу, сорвалось с чьих-нибудь уст - нет, какая-то страшная немота сковала им рты и превратила их в толпу привидений. Прошли, за ними сомкнулась тишина, и лес задремал, убаюканный ласковым солнцем. Но вот на смену безмолвию явился шум и рев: это шествовал в полном одиночестве Милан Трепло, артиллерист и симулянт, объявивший саботаж всем родам войск. Пытаясь нагнать свои размякшие и разъезжающиеся ноги, он вынужден был мотаться следом за ними из стороны в сторону. На ходу он изрыгал угрозы: перебить кому-то ребра, зубы и обломать рога. Остановившись отдохнуть, Милан узрел высокий муравейник у обочины и ринулся его крушить.

- Ах, ты напасть поганая! Поганая, поганая, ишь развелось вас здесь до черта! Небось, полезную тварь днем с огнем не сыскать! Подавись своей трухой, задыхайся в пыли, получай, с тобой-то еще, слава богу, я запросто справлюсь!

- Куда это вас гоняли? - спросил я из своего укрытия.

Милан закачался от неожиданности и, схватившись за ветку рукой, ответил:

- На кладбище.

- Не слишком далеко, наверное, просто так, для острастки.

- Это еще что за притча такая? Да меня господом богом не запугать, ежели я в своем праве. Пусть виновный трепещет. И напрасно он прячется - все равно все откроется. Добрая слава под землей лежит, а худая по земле бежит.

- А ты вроде бы к стопочке приложился?

- Да, приложился, правильно. Ну, и что ж тут такого? На кладбище положено пить, как же можно без этого? Эхма! Погубили, проклятые, нашу славу, гордость нашего рода - вот ведь что! Да нешто мыслимо этакую пилюлю всухую проглотить - унесла, мол, черная ночь, и поминай как звали!.. Нет, мы его схоронили по закону, по обычаю, а потом помянули ракией, а ракия и существует для того, чтобы пить ее, а пьют ее, чтобы не плакать, потому что стыдно мужчине слезы лить, потому что мужские слезы не к добру. И не такие мы хлюпики, чтоб от собственного бессилия реветь, а Дедичи и Неждановичи. И уж будь покоен, отомстим за невинно пролитую кровь!

- Чью кровь-то?

Он просунул голову в кустарник, любопытствуя наконец увидеть своего собеседника, и, узнав меня, воскликнул:

- Ты чего это здесь делаешь?

- Пришел посмотреть, с кем это у вас расправились?

- Хватит нам за тебя да за твоих дружков-товарищей страдать, хватит нам из-за одной вашей тени страдать. С этого дня я тебе не позволю тут колобродить!

- Каким же это образом?

Наведенная винтовка мгновенно охладила его пыл. Он поднял руки вверх, попятился назад, отскочил к дороге и задал деру. Я затопал ему вслед, он запнулся; я щелкнул затвором - подкинул ему материальчик для последующей трепотни. Он припустился сломя голову, а на дороге в это время показались братья Сретко и Осташ, известные спорщики. Поминутно останавливаясь на ходу, братцы хватали друг друга за грудки и тыкали пальцами чуть ли не в глаза. Увы, оказавшись в досадном одиночестве и понимая, что разнимать их некому, они вынуждены были по очереди уступать друг другу. Сретко и Осташ не могли сойтись решительно ни в чем; один был радикал, другой - демократ; один - правоверный, другой - оппозиционер и так далее. Кабы не затянувшийся спор, не бывать бы им сегодня вдвоем. Лично я впервые видел их вместе. Не иначе как большая беда свела сегодня братьев. Дождавшись, когда они поравняются со мной, я спросил, кого это они похоронили.

- Самого достойного из нас, - сказал Осташ.

- Драго, инженера, - пояснил Сретко. - Его итальянец убил.

- Итальянец только гашетку нажал, убили его другие.

- Известно, кто его убил, ты воду тут не баламуть!

- Вот и я говорю, известно! А со временем вся эта история досконально выяснится. Итальянец в этом деле был всего лишь стрелочником!

- Стрелочником или нет, а только он его убил.

- Откуда же итальянец в тюрьме взялся? - спросил я в тщетной надежде прекратить спор.