Лелейская гора

- У меня уж и то башка от этих мыслей раскалывается. Но пойди разберись, что хуже: живой калека или мертвый герой из братской могилы или такая вот шкура, как я и все наши, которые сейчас продались итальянцам, чтобы потом по гроб жизни казниться, вспоминая о своем позоре. Существует еще и четвертый путь: работать на два фронта. Но и это тоже не сахар - рано или поздно двойная игра откроется и начнется беспощадная травля и издевательства с двух сторон. Вот уж кому действительно повезло, так это тем ребятам, которые попали в лагеря. Конечно, им там тоже всякие мучения приходится терпеть - холод и голод, но зато их не заставляют в своих стрелять; а если им и вздумается подраться, так опять же вполне безобидно, поскольку голыми руками, да к тому же еще и без сил особых увечий никак не нанесешь. Голодные сироты им там небось глаза не колют, так что против совести грешить им не приходится да свое доброе имя срамить. Ну и выйдут ребята из лагеря в полной сохранности и без единого пятнышка. Жаль, что нынче нас в лагеря не сгоняют, не то бы полно желающих нашлось. Что и говорить, перевернулся белый свет вверх тормашками; невольно позавидуешь какому-нибудь пленному или несчастному калеке: его по крайней мере в армию не загребут, и не погонят в облаву, и не поставят под чужие знамена присягу давать.

И Сало испустил глубокий вздох. Еще немного, и он разжалобит меня и я завою вместе с ним, проклиная и эту войну и свою горькую долю. Однако завыть мне так и не пришлось, ибо Сало допустил серьезный промах и заставил меня усомниться в своей искренности: блестяще справившись с первой задачей и доведя меня почти до слез, но не рассчитал и чересчур поспешно перескочил на то, что не давало ему покоя:

- Кто же это ходит с тобой, Василь или Якша?

- Ни тот, ни другой, у них свои дела.

- Последнее время только и разговоров, что о твоем напарнике, Комиссаре Дьяволе, или как вы его там величаете, вот я на них и подумал. Кто же он такой?

- Ты его не знаешь, он не из здешних краев.

- Говорят, он все время ходит с тобой.

- Ходил, но сейчас заболел. Я его в пещере оставил поправляться.

Про пещеру я нарочно удочку закинул: теперь Сало постарается выведать окольными путями, в какой именно пещере. А уж я позабочусь, чтоб с языка у меня как бы невзначай слетело название горы Прокаженной. Таким образом, будет поставлен второй капкан для Сало, который может ввести его в искушение послать туда карательную экспедицию … Но Сало, как бы почуяв подвох, переменил разговор:

- Если он серьезно заболел, я могу доктора прислать.

- Да разве туда доктор пойдет? - удивился я.

- Хочешь, сюда придет - словом, куда тебе надо, только скажи.

- А не может он подойти к горе, к развилке, где старая дорога ответвляется?

- Куда угодно. Хоть в пещеру, если прикажешь. Этот за вас голову отдаст на отсечение. Сам он из Печи или откуда-то из тех краев, родня тому попу из Утрга. Давно уже пристает ко мне свести его с тобой или с кем-нибудь из ваших. Работает в больнице, и надоело ему там до чертиков, рехнусь, говорит, если не сбегу отсюда. Ты его должен приструнить, пусть подождет, сейчас еще не время такие штучки выкидывать. А вот то, что вы в пещере, это мне совсем не нравится, я лично против пещеры.

- Мы же там наскоками - в дождь да вот еще когда болезнь загонит.

- Я бы на вашем месте и в дождь не пошел - эта пещера на Прокаженной исхожена вдоль и поперек.

- Исхожено то, что снаружи, а вот куда она ведет и что там дальше - этого даже я не знаю. В ее лабиринтах можно целое войско спрятать.

Сало остолбенело уставился на меня. И этой секунды было достаточно, чтобы по некоторым едва уловимым чертам безошибочно определить, что он уже там был, и шарил, и вынюхивал. И теперь судорожно припоминал, что в кромешной тьме недостаточно тщательно исследовал кой-какие окутанные мраком закоулки. И, негодуя на свою небрежность, досадовал и хмурился: почему-то, забравшись в чужой огород, человек начинает пугливо озираться, чувствуя себя на редкость неуютно, и никогда не может удосужиться общупать все досконально… На этом месте Сало спохватился и уже совершенно сознательно посмотрел на меня, предварительно стерев с лица все тревоги, которые его точили. Не замедлив воспользоваться представившимся мне случаем, я дал простор своему воображению и за какой-нибудь час работы набросал ему радиальный план подземелья с источником в глубине и узкими извилистыми коридорами, которые поднимались к поверхности, разветвляясь и расширяясь подземными залами, а затем, образуя нечто вроде лестницы, соединялись с пещерами на той стороне горы… Критически осмотрев свой рисунок, я был искренне поражен: какая чудовищная беспардонность! Видимо, одиночество все-таки испортило меня, и от недостатка общения я стал завираться и молоть всякий вздор… И, как бы раскаиваясь в своей чрезмерной откровенности, я вдруг остановился.

- Если все это так, - сказал Сало, - тогда вам там действительно прекрасно.

- В том-то все и дело, что ничего прекрасного нет, там ужасно воняет.

- Это чем же?