Лелейская гора

Овал Водопоя сверкал на солнце - горное око в морщинах и складках. Тени легли на берега - зубчатое кружево ресниц; вздымается вверх скалистый лоб, отороченный темной зеленью тиссовых бровей. Нет ни овец, ни волков, давно уже никто не приходит сюда мутить незапятнанное зеркало Водопоя. Брошенные черные хижины пастухов заглушил бурьян, позарастали старые тропки, словно шрамы, природа исподволь возвращает себе свой прежний облик, и теперь передо мной лежит уже не озерцо, куда водили скот на водопой, а прозрачный глаз Лелейской горы, воззрившийся в пустоту. Где-то по другую сторону возвышенности, под лесами и скалами, под тиссовой гривкой бровей, непременно должно быть такое же второе; когда-нибудь я его открою или на худой конец отыщу глазную впадину, в которой оно когда-то было. Прильнув к воде, простирается над гладью озера упавшая молодая сосна, влюбленная в свое отражение, и, уронив голову в воду, целует в глубине предмет своей любви. Скользя по ее стройному телу, раскачивая его, я гарцую, подпрыгивая на нем, и, отрекаясь от прежнего Ладо, превращаюсь в синий силуэт между двумя океанами голубизны.

Изогнувшись, загляделся в бездну неба, опрокинутую к моим ногам; налюбовавшись всласть и запрокинув голову вверх, я увидел над собой нескончаемое множество бездонных миров. Распахиваясь передо мной и вливаясь один в другой, они как бы затягивают меня в свои сферы, передавая с рук на руки. И, становясь невесомым, теряя связь с землей, я растворяюсь прозрачной дымкой, подобно легкому облачку, и исчезаю в бесплотной пустоте воздуха, как пригоршня пушинок. А где-то там, на дне, от меня осталось лишь бледное воспоминание, потерянный отголосок песни: «Ой ты, жизнь моя …» Поет какой-то незнакомый давнишний голос, смутно напевает на краю земли как бы одним дыханием: «Ой ты, жизнь моя, ой ты, полюшко, ой ты, полюшко медвяное, ты медвяное мое, чемеричное…» Дальше слов не разобрать, потускнели старые краски, и умолкшие свирели едва слышно наигрывают в туманном полусне: «Ах, зачем ты меня, полюшко, поле-полюшко чемеричное, чемерицею вскормило да полынь-травой вспоило? ..» Это чья-то чужая песня - я так не пел. Да к тому же и вскормлен я не такой отравой, перепадали мне куски и послаще, хотя их далеко не всегда давали мне по доброй воле и поэтому иной раз их и приходилось силой вырывать.

Не знаю, сколько времени продлился бы еще этот сон наяву, не отравленный угрозой встречи с людьми и желанием вернуться к ним. Я заставил себя очнуться - хватит. Где-нибудь за горой под скалами и тиссовой бровью лежит второе такое же озеро. Пойду искать его; там на берегу тоже, наверное, сидит какой-нибудь Ладо или Якша и предается праздным грезам, в то время как другие, не теряя даром драгоценного времени, стараются как можно быстрее истребить друг друга. Я медленно поднимаюсь в гору, переваливая с гребня на гребень, и замечаю в них странную систему и как бы сознательно замаскированную симметрию в расположении и формах вершин. Казалось, существовавшая вначале симметрия, единый каркас были нарушены впоследствии. Дважды я обманывался и напрасно спускался в низины, которые казались мне сверху высохшей чашей озера, и заблудившись в строевом лесу, к ночи едва выбрался из него. Выбрался и, к величайшему своему изумлению, обнаружил, что лесистая гора, по склону которой я спускался, была мне чем-то знакома. Долина под горой удивительным образом напоминала катун «Тополь»; сходство шаг за шагом увеличивалось, и наконец у меня не осталось никаких сомнений, что я каким-то чудом набрел на двойник катуна «Тополь» на противоположной стороне горы. Однако минуту спустя я понял, что это не двойник. Знакомые луга, просто я вышел на них с другой стороны. Местность обладает любопытным свойством видоизменяться в зависимости от ракурса, как бы переворачиваясь в нашем сознании. Но в катуне никто не замечал этого удивительного явления: там как ни в чем не бывало разводили по дворам скот, кричали на детей, хлопали калитками и гремели котлами. Сгущались сумерки, в домах собирались ужинать. Я подождал, пока не смеркнется, и заглянул сквозь щель в ее лачугу. Старика не было, Неда была одна; что-то изменилось в ней, она недоверчиво смотрела на меня.

- Долго же ты пропадал, - промолвила она, - видно, вилы далеко затащили.

- Не вилы, а дела.

- Дела всегда найдутся, не нашлась ли женщина другая?

- Я ее и не искал. И не собираюсь, покуда ты у меня есть.

- Я для тебя временная - пришел и ушел.

- Не совсем так. Весь мир временный, даже горы. Когда камень с кручи скатится, он уж назад не воротится, а мы привязчивые, вечно нас на старое место тянет. Ну чего ты упираешься, все равно не вырвешься от меня!… Тебе и, самой того же хочется, признайся, хочется!

- Постой, - сказала она, отстраняя мою руку. - Здесь нельзя!

- Это почему?

- Здесь их дом.

- Ну и наплевать! А я здесь хочу, посмотрим, как это в ихнем доме получается.