СТРАСТИ вокруг различных вариантов возвращения в Россию в среде эмигрантов закипали, и 20 марта (2 апреля) Ленин на очередном собрании по этому поводу — в ответ на опасения, что проезд через Германию скомпрометирует-де возвращающихся этим путём в глазах русских рабочих — сказал: «Вы хотите уверить меня, что рабочие не поймут моих доводов о необходимости использовать какую угодно дорогу для того, чтобы попасть в Россию и принять участие в революции. Вы хотите уверить меня, что каким-нибудь клеветникам удастся сбить с толку рабочих и уверить их, будто мы, старые, испытанные революционеры, действуем в угоду германскому империализму. Да это курам на смех».
Владимир Ильич не ошибся в классовом чутье питерских рабочих и в их доверии лично к нему. У всех сознательных столичных пролетариев авторитет Ленина был огромным ещё со времён первой русской революции, когда он, приехав в Россию осенью 1905 года, не раз выступал перед рабочими петербургских заводов и фабрик. Забегая вперёд, напомню, что в 1917 году рабочий и солдатский Петроград устроил Ленину по возвращении триумфальную встречу.
Тем не менее, поскольку социальных глупцов и слепцов хватает не только в имущих «верхах», но и в неимущих «низах», транзит через воюющую с Россией Германию заведомо был для Ленина и его группы политически неоптимальным вариантом. Поэтому он тогда же отрабатывал по-прежнему, но уже без особого прикрытия (что и понятно!) также «английский» вариант. Мы это ещё увидим! И увидим опять-таки не из чьих-то мемуаров и прочего подобного, а прямо из ленинских писем начала 1917 года.
Да, вот такой получается у нас абсолютно документальный «роман в письмах»… Что-то вроде ленинского варианта знаменитых эпистолярных «Опасных связей» Шодерло де Лакло.
Но что делать — документы есть документы! Так что я, с позволения читателя, продолжу «эпистолярный роман», по-прежнему опираясь в повествовании на ленинскую переписку.
Глава 4
История переезда в письмах: «Пломбированный» вагон или лондонская тюрьма?» (продолжение)
ПРОШЛА всего неделя с того дня, как до Цюриха дошли первые газетные вести о революции в России, а Ленин не находит себе места от нетерпения «доскакать» до Петрограда. План сменяется планом, к поискам выхода подключается Яков Ганецкий (Фюрстенберг) (1879–1937).
Ганецкий начинал как польский социал-демократ, один из основателей Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). На V съезде РСДРП он был избран членом ЦК, сблизился с большевиками, в 1917 году стал членом Заграничного бюро ЦК РСДРП(б). Находясь в Скандинавии (то в Христиании-Осло, то в Стокгольме), Ганецкий являлся «передаточным звеном» между большевиками в Швейцарии и в России, пересылая в оба конца письма и прессу, а в Питер — после Февраля — ещё и рукописи ленинских статей в возобновлённую «Правду».
Фальсификаторы истории аттестуют Ганецкого как якобы посредника между Лениным и «германским генштабом» с Парвусом, «забывая» существенную деталь! Ганецкий, действительно будучи
23 марта 1917 года Ленин отправляет Ганецкому в Христианию телеграмму:
«…Дядя желает получить подробные сведения. Официальный путь для отдельных лиц неприемлем. Пишите срочно Варшавскому. Клузвег, 8»
«Дядя» — это сам Ленин, а «Варшавский» — польский политэмигрант М. Г. Вронский. В тот же день Ленин пишет также Арманд, и в этом послании есть, в частности, существенные для нас строки:
«…Вале сказали, что через Англию вообще нельзя (в английском посольстве).
Вот если
Это надо понимать так, что Валентина Сергеевна Сафарова (урождённая Мартошкина), о которой Ленин писал Арманд 19 марта, выполнила-таки просьбу Ильича и почву в английском посольстве прозондировала (применительно, естественно, к себе, а не к Ленину). Но, как видим, безуспешно.
Через пару недель Валентина Сафарова вместе с мужем, будущим троцкистом Георгием Сафаровым, выедет в Россию вместе с Лениным, Крупской, Арманд, с поминаемыми Лениным в письме от 19 марта Анной Константинович, Абрамом Сковно и другими — в том самом «пломбированном» вагоне.
А пока всё ещё висит в воздухе, и не ясно, в каком точно — в туманном лондонском или в весеннем берлинском?
НА ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ зондаж — в Лондоне и Берлине, уходит несколько дней, и Ленин на время возвращается к текущим делам, в частности, работает над «Письмами из далека» и отправляет их в «Правду».
Наконец, 28 марта от Ганецкого из Стокгольма приходят первые известия, и они не очень утешительны. В ответ Ленин отправляет Ганецкому следующую телеграмму (заметим, вполне открыто!):